Тени скользили впереди.
И у одной картины, прикрытой так же тканью, Тьма задержалась.
– Есть. Человек.
Ага, за стеной или за дыркой в стене, которую прячут. Слушает. Пускай себе. Только Метельке указал взглядом и палец прижал к губам, чтоб тот думал, когда говорить начнёт.
– Вы где там? Собираетесь помогать? – на лестнице Светлана обернулась.
– Если нужно, – я не сомневался, что обида ненадолго.
Светочка у нас из тех, кто верит искренне и со всею силой юной души. Потому именно её нам и подсунули. Фальшь ведь чуется.
Ну и ещё потому что молодая и красивая.
Молодая, красивая и убеждённая.
Идеальный вариант.
– Он ведь не за себя… он ведь за всех, – Светлана остановилась на пороге огромной и полупустой комнаты. В дальней части её выстроились стулья, частью тоже прикрытые тканью. Ковёр был сер и грязен. Окна темны, поскольку не мыли их очень и очень давно.
– А его просили? Эти вот все? Так взяли, пришли и сказали, мол, мил человек, а возьми и убей для нас… как его… губернатора?
Светланин взгляд был полон ярости.
Смешная.
– Это он решил, что для всех. И она. И ты. И все вы тут почему-то взяли и решили, что вы лучше знаете, как людям жить правильно и счастливо. А теперь от этих людей, которые и без вас вполне бы себе жили, требуете понимания и благодарности за якобы великие деяния.
– Жили?! – взвизгнула Светланка, цепляясь в огромный тюк. – Как они жили? Как живут? Ты видел?
– Видел. Вижу. Каждый день от вижу. Могу даже на экскурсию сводить, хочешь?
Она осеклась.
И вспыхнула от избытка чувств и нехватки аргументов.
– Только проблема в том, что вот это, – я указал на тюки. – Это дело хорошее. И полезное. И твои пакеты с бинтами. Они тоже нужны и очень. И фельдшерский пункт. Школы. И учебники, тетрадки… это всё правильно. А вот убивать людей – нет. Вот погиб тот губернатор? И что, кому-то от этого сильно полегчало?
– Ты… ты не понимаешь!
– Не понимаю, – ладно, хватит девчонку доставать. Не за тем пришли. – И не пойму, наверное. Так что показывай, чего помогать.
Взгляд мне достался премрачный.
Но Светлана и вправду замолчала, а потом подтянула ближайший сверток и произнесла:
– Надо разложить. Детское – отдельно, тут найдём, кому отдать. Простые платья и юбки – тоже отдельно. А вот если нарядные, там из бархата или шёлка, то мы их потом обменяем у старьёвщика на то, что попроще. Выйдет выгодно и много…
Благотворительность.
Случалось ею заниматься, потому что в определённый момент это стало и модно, и для репутации полезно. Но большею частью та моя благотворительность ограничивалась выписыванием чеков и организацией вечеров в поддержку чего-то там или спасения кого-то там. А теперь приходится копаться в пыльном и пованивающем чужом тряпье.
С другой стороны, пока я копаюсь, тени осматриваются.
Глава 7
Поэт-безумец, мистический анархист, ходящий над безднами, призывает из далей ту, что дерзнёт с ним рука об руку пройти житейский путь и познать всё. Предложение серьёзно.[15]
Брачная газета
– Вы немногословны, – Эльжбета выгибается, одаривая Еремея многообещающим взглядом. – Люблю серьёзных мужчин. Они меня буквально завораживают…
И наклоняется.
Длинные пальцы поглаживают длинный же мундштук, из полусмокнутых губ вырывается ниточка дыма, которая повисает над кружевною скатертью.
В комнате сумрак, который стирает морщины, а вот накрашенные алым губы выделяются особенно ярко.
– Бывает, – Еремей устроился в креслице, низеньком и ажурном, прикрытом вязаною шалью.
В руке его кружечка.
В кружке чай.
На столе – самовар и больше ничего.
– Военный?
– В прошлом.