– И кто ж вас отверг?

– Я не буквально! – на щеках вспыхнули пятна. – Вы мне поможете? Я начала собирать… Эльжбета возглавляет местный дамский клуб, они иногда собирают вещи. И вот сегодня как раз привезли несколько тюков, которые надобно бы глянуть. Ещё и обувь…

– Чем вы вообще тут занимаетесь.

Очи у Светланы яркие. И сама она ничего такая. И весна ли, или же тело моё, чутка отдышавшись, вдруг решило вспомнить, что у нормальных подростков нормальные потребности имеются.

Так, это вот категорически лишнее.

Не время.

Не место.

Да и объект не тот.

Но усилием воли гормоны не заткнёшь. Ну, не до конца.

– Всем понемногу, – Светлана явно смущалась.

Вот интересно, кто додумался её подсунуть? Не случайно тут в доме лишь хозяйка да мы трое. Два пацана и хрупкая возвышенная девица из числа дворянок или там, не знаю, купчих, но явно не рабочего она происхождения. Это на самом деле заметно.

Чистенькая.

Пахнет от неё цветами. И глядит на мир с восторгом. Самое оно, чтобы мозги отключились.

– …в прошлый раз покупали тетради и перья с чернилами, нужно было распределить. Ещё классы обустраивали.

– В доме?

– Нет, конечно. У нас передвижная школа. Мы договариваемся с родителями и, например, один день я прихожу в один дом, там собираются дети, и я их учу грамоте. Взрослых, если захотят, тоже. Но они как-то…

– Не хотят? – Метелька заложил круга.

– Сторожатся. Почему-то многие думают, что от грамотности один вред. И скандалы, случалось, устраивали. Побить даже пытались.

– Вас?

– Симеона.

Это того второго блаженного.

– А где он?

– Его Эльжбета отправила с посланием… что-то произошло.

Ага, что-то такое, безумно важное, а ещё способное убрать третьего лишнего. Подозреваю, что и Метельку они бы выставили, да пока не сообразили как.

– …так из дома в дом и переходим. Я объясняю взрослым, что образование – это шанс на лучшую жизнь. Что нужно уметь читать и писать, что… – Светлана вздохнула.

– Не понимают?

В доме пахло табаком. И главное, запах крепкий, въевшийся в стены. Его пытались как-то перебить, распихав по углам вазы с цветами, но это не помогло. Да и от общего ощущения заброшенности не избавило. Напротив, неряшливые эти букеты, будто составленные из того, что под руку подвернулось, лишь подчёркивали тяжёлую сумрачность холла.

Пыль по углам.

Пыль на тяжёлых складках ткани, которой завесили то ли зеркала, то ли картины.

– Здесь мрачненько.

– Муж Эльжбеты погиб на каторге, – шёпотом произнесла Светлана. – Она его очень любила.

– А за что взяли?

– Стрелял в Химонова. Это губернатор…

– И как?

– Убил.

– Тогда за дело посадили.

– Как ты… – Светлана развернулась ко мне. И сколько ярости во взгляде. – Как ты можешь такое говорить?!

– Обыкновенно. Вот смотри, идёшь ты по улице, никого не трогаешь, а тут раз и выскакивает какой-нибудь идиот с револьвером. И в тебя бац-бац-бац. Насмерть. Его хватают. Судят. И отправляют на каторгу. Справедливо?

– Это другое!

– Да ну. И тут убили. И там убили.

– Ты невыносим! Идём, – она развернулась и гордо зашагала куда-то вглубь дома.

– Сав, ты чего? – шёпотом поинтересовался Метелька.

– Ничего. Так, позицию обозначил.

Я выпустил Теней, позволив им осмотреть дом. Чуется, много интересного тут.

– Нет, ну сам посуди, – это я говорил громко, поскольку ничуть не сомневался, что нас подслушивают. Может, братца этой блаженной Эльжбета и отослала, но очень сомневаюсь, что она в доме одна. – Или вот перо в бочину кто впишет. Убийство? Убийство. Совершил? Значит, виноват. А то повелось, понимаете ли, как простой человек кого пристрелит, так ему каторга, а как революционер идейный – аплодисменты и почёт