Да и гонять Мишку гоняет.

Ну, когда случается время. Благо, сад при доме большой, а что зима и снежно, так по словам Еремея закалка любому организму полезная. В рукопашной же Мишка, сколь бы ни пыжился, до Еремея откровенно не дотягивает.

И в целом-то… в общем, какая семья без внутренних разборок?

– Всё равно это как-то… неправильно, – отступать братец не намерен.

– Почему?

– Ты же не только с ним гуляла…

– Не только, – спорить Татьяна не спорила. – Мне, к слову, Роберт Данилович предложил место при больнице.

– В этом нет нужды! – Мишка аж вскинулся.

– Есть, – Татьяна склонила голову, глядя спокойно и даже насмешливо. – Во-первых, это явно полезно… там своеобразная атмосфера.

– Да уж… – Мишка налил чаю. – Своеобразней некуда.

А чего он хотел? Пусть больничка Святого Евстафия и была куда приличней той, в которую нас Еремей когда-то водил, но всё одно была больницей с её характерными запахами и болью. Впрочем, Мишку волновал не столько факт, что больничка – для юной девицы место не самое подходящее, сколько пребывание в этой самой больничке вышеупомянутого Роберта Даниловича. Вообще целителей было двое. Модест Евстафьевич, лет этак шестидесяти семи от роду, а потому с точки зрения Михаила вполне безопасный. Или, может, не в возрасте дело, но в наличии суровой жены, заведовавшей сёстрами и финансовыми делами больнички, а заодно приглядывавшей и за супругом. Женщину эту я видел. Она и вправду одним взглядом все лишние мысли осаживала. Но помимо старшего целителя имелся ещё Роберт Данилович, который был мало того, что подозрительно не женат в свои тридцать четыре года, так ещё и внешностью обладал самой подходящей для коварного соблазнителя.

– А во-вторых, мне это нравится, – сестрица выпрямила спину и потянулась за сушкой.

– Вскрывать чирьи и накладывать повязки?

Мишка закипал. И ёрзал. И бровями шевелил, на меня поглядывая, мол, помогай аргументами и в целом-то.

Не собираюсь.

– Что в этом дурного? – возразила Татьяна. – На самом деле я лишь ассистирую. Готовлю инструмент. Мешаю растворы. На большее, к сожалению, не гожусь. Но Роберт Данилович уверяет, что у меня отлично получается успокаивать пациентов. Что с моим появлением в клинике дышать легче стало.

И это правда.

Птаха вон выглядывать не спешит, но в прошлый раз Татьяна обмолвилась, что та уже почти вернулась к прежним размерам. Больничка, может, и не фабрика, но всякой погани там имелось. Главное, что погани мелкой и относительно безопасной. Можно сказать, диетического свойства.

– Кроме того, вы все заняты своим делом. Они вон на заводе. Ты – в своей мастерской. И возвращаться не спешите. А я тут одна…

Не совсем, но да, блаженный Тимоха с Еремеем – не та компания, в которой можно развлечься.

– А когда я одна, я начинаю думать о… всяком, – осторожно произнесла Татьяна. – Иногда мне хочется плакать. Иногда – убить кого-то. Второе чаще.

Я верю.

В паспорте фамилию любую нарисовать можно, но натуру пером не выправишь.

– Я начинаю злиться… это плохо. Злость отзывается на Птахе. И дар… с ним и без того было сложно, а сейчас вовсе. В больнице же я при деле.

– Почему там?! – Мишка вскочил. И сел.

– А где?

– Ты… можно найти какое-нибудь другое занятие?

– Какое? – поинтересовалась сестрица, глядя на Михаила с лёгким прищуром. Вот сдастся братец, тут и думать нечего. Он у нас ещё тот подкаблучник. – Куда мне пойти? В гувернантки? Так рекомендаций нет, да и Тимофея я не брошу, а гувернанток обычно с проживанием берут. Его же к приличному дому и на выстрел не подпустят. Что ещё остаётся? Прислуга? Или вот в проститутки сразу…