Время осени было неспешным и ярким, и мне нравилось, как преображаются пустоши. Вереск в этом году цвёл особенно пышно, светлые камни каждую ночь светились даже без прикосновений, а в рощах диких яблонь шумно переговаривались древесные духи. К сожалению, с первыми холодами приходила и тьма, родившаяся после взрыва у Врат Звезды, так что наслаждаться красотой родных просторов подолгу мне было не суждено – после пяти вечера все прогулки для женщин были строго запрещены.

В один из дней я всё-таки вырвалась из-под опеки Нарса и поехала на пустошь одна. Правило в этом случае было единственным и незыблемым: не пересекать внешнего магического щита. К тому же, неподалёку проходили маршруты дозорных, и мне было спокойно. При свете солнца, при относительно мирной магии вокруг – кто меня мог обидеть? Да и эти холмы, скалы и рощи я знала лучше всякого другого, а вереск был тем растением, которое от злых сил защищало отлично. По крайней мере, пока светило солнце.

И всё же прогулка не задалась. У Тюльпана было сегодня дурное настроение – он то и дело взбрыкивал, мотал головой, резко останавливался, чтобы ухватить цветок или травинку, а потом вдруг сорвался в галоп, унося меня к одному из ручьёв. Удержаться в седле для меня проблемой не было, но я совершенно не ожидала, что всегда бережный к всаднику конь неожиданно подаст задом.

– Ах ты скотина!..

Это было крушение, достойное гравюр в книгах о неосмотрительном поведении юных особ – ноги в стороны, рот открыт, тиара набекрень... Уже летя на камни у ручья, я живо представила себе все переломы и ссадины, которые заработаю, но помощь пришла также внезапно, как одурел мой конь.

Толчок был жёстким, но вот приземление получилось достаточно мягким – потому, что меня поймали сильные руки, да и упала я на немного прохладное, влажное тело мужчины, который каким-то чудом оказался поблизости. Правда, сам спаситель рухнул в ручей спиной назад, и наверняка неплохо так приложился о дно.

– Милостивые боги, я прошу… – Вскинула голову, убирая волосы и пытаясь с мужчины слезть, и поняла, что это никто иной, как Тихий Гром. – …Прощения.

Он был в одних штанах. Я лежала у него на груди. На широкой, приятно твёрдой, обнаженной груди, на которой росли негустые тёмные волоски. К тому же, от Тихого на диво приятно пахло – и водой, и травами, и чем-то тёплым, как будто медовым...

Я не должна была его касаться. Ох, боги, это он не должен был касаться меня! Заёрзав, я запуталась в подоле, и Тихий приподнялся, мягко удерживая меня на себе за плечи.

– Вы… в смысле ты… нельзя! – щёки наверняка уже были красными, как маки, и я добавила строго: – Будь так добр, помоги мне подняться.

Тихий кивнул. Выражение его лица оставалось серьёзным, и только глаза не смеялись – хохотали. Придержав меня одной рукой, он медленно встал на ноги, и, поставив меня на камень, отступил.

– Благодарю, – со всей возможной холодностью сказала я. – Пусть это грубое нарушение правил останется тайной для всех, иначе тебя накажут.

Он склонился поднять из ручья мою тиару, и я напряжённо застыла, глядя, как заиграли на солнце мускулы сильного тела. Нет, он уже не казался мне таким худым, как несколько дней назад.

– Ты не ударился? – выговорила я, принимая из его рук украшение, и Тихий отрицательно мотнул головой. – Что ты здесь делаешь?

Брови его дёрнулись вверх, как будто я задала глупый вопрос, но ведь на самом деле никто из дозорных вот так не купался в ручье. Или что ещё он мог делать здесь в таком виде? Тихий показал на внушительного вида корзины с дикими сливами, которые я не успела заметить.