— Согласен. Только сначала выковыряем несколько изумрудов из стены.

— Какие еще изумруды! Ты что, не видел? Она живому волку откусила башку!

Гриша шикнул и зажал ему рот рукой.

— Успокойся, иначе и нам головы не сносить. Надо ждать.

В это время Лихо вернулось в пещеру, дожевывая заднюю часть волка. Она причмокивала, прикрыв глаз от наслаждения. А Гриша, наоборот, еле справлялся с приступом рвоты, накатывающей при виде свисающих кишок волка, которые торчали у нее изо рта. Когда в руке остался лишь хвост, она легла на прежнее место и вскоре захрапела.

— Идем? — спросил Гриша.

— Пусть покрепче заснет.

— В начале сон самый крепкий. Пошли.

Он вылез из трещины и полусогнутых зашагал к стене с изумрудами, не спуская глаз с Лиха. При каждом шаге грязь засасывала ногу и удавалось выдрать ее только с чпокающим звуком. Однако великанша продолжала храпеть.

Когда Гриша добрался до стены и ухватился за зеленый камень, оказалось, что он так плотно сидит в стене, что даже не шевелится.

— Давай нож, — попросил он Бояна, когда тот наконец пересилил страх и присоединился к нему. Тот достал из котомки нож и положил на вытянутую ладонь Гриши:

— Только тихо, не буди Лихо.

Юноша кивнул, засунул лезвие между камнем и стеной и надавил. Изумруд не поддался, а нож погнулся.

— Вот паскуда, — выругался он.

— Кто паскуда? Изумруд?

— Да нет, — Гриша силой ударил по камню. — Жрец этот. Из-за него мы здесь.

— Не верно говоришь. Во всем Берендей виноват.

— И он тоже! — Гриша выбрал камень, который висел повыше, ухватился за него и повис. На этот раз изумруд немного двинулся. Приободренный успехом, он попросил Бояна дернуть его из всех сил за ноги, когда будет держаться за камень, но тут что-то изменилось. Только он не мог понять, что именно.

— Г-гриш-ша, — заикаясь позвал Боян.

— Давай, навались, — велел юноша, подпрыгнул и ухватился за край изумруда.

— Гр-риша.

— Ну чего тебе? Хватай, говорю.

Он посмотрел на белое лицо Бояна, широко раскрытые глаза и понял, что его тревожило: храп прекратился.

— Человечинки, — послышался довольный голос Лиха.

Гриша вмиг отпустил камень, плюхнулся на грязь и едва не упал на задницу, поскользнувшись. Великанша сидела, чесала пятку и смотрела на них с жуткой плотоядной улыбкой.

— Не убегли, — кивнула она и пригладила волосы. — Мужчинки.

Боян прижался спиной к стене и не сводил с нее немигающего взгляда. Гриша ткнул его в бок, чтобы привести в чувство, и шепнул:

— Давай на выход.

— Она нас поймает, — обреченно выдохнул он. — И съест. Живьем голову оторвет.

— Не поймает. Разбежимся в разные стороны: за двумя зайцами побежишь…

— Одного поймаешь, — закончил он и умоляюще посмотрел на него. — Придумай что-нибудь. Ты же умный.

Гриша хотел с ним поспорить, что если он и умный в некоторых делах, то не во всех, а с женщинами-циклопами точно не знает, как поступать, потому как не встречался с ними ни разу. Но тут он посмотрел на Бояна и понял, что решение придется принимать ему одному.

— Ладно. Давай так: я ее отвлеку, а ты иди к туннелю. Как заберешься, свистни и жди меня там. Когда я, с Божьей помощью, добегу, то ты меня туда и подтянешь.

Боян быстро закивал и начал маленькими шажками пробираться вдоль стены, а Гриша зашагал в обратную сторону:

— Эй, любезная! Ты меня слышишь?! — что было мочи закричал он.

Лихо повернулась к нему и прищурила глаз.

— Мужчинка вкусный, свежий.

— Да-да, пока еще свежий, но очень невкусный! Горький, словно редька! Правду говорю, с детства грудную болезнь лечили медом с редькой. Мед-то вмиг ушел, а редька насквозь пропитала.