Зажимаю уши ладонями.

– Слышать ничего не желаю! Твоя жизнь – твое личное дело, а Пауль совершенно другой... Он мальчик домашний и тихий. Вы с ним разные! Даже не сравнивай.

– Я тоже мальчик домашний и тихий! – наигранно возмущается Ник. – Разве не видно?

Не понимаю, как получилось, что я, настроенная на конфронтацию с этим мальчишкой, веселюсь с ним, как с другом. Даже отчасти флиртую…

– Ничуть. Ты – дамский угодник, который через чур любит себя, – произношу, констатируя факт. – Ты щеголял предо мной в одном полотенце с таким самоуверенным видом, словно весь мир покоится у твоих ног… Ты красив, и знаешь об этом.

– Так и знал, что ты не можешь забыть мои идеальные кубики пресса!

– Прекрати. – Качаю я головой. – Не хочу опять с тобой ссориться.

– Значит, мир? – Доминик протягивает мне руку, и мы закрепляем перемирие крепким рукопожатием. – И я могу сказать Паулю, что мы с Джессикой Вагнер друзья?

– Друзья?

Бровь Доминика многозначительно вскидывается.

– Не хочешь быть моим другом? Это удар ниже пояса, – сетует он.

Усмехаюсь и говорю:

– Дружбу надо заслужить. Уверен, что готов приложить усилия для этого?

– Ради тебя всё, что угодно.

Он произносит это с улыбкой, возможно, даже чрезмерно высокопарно, словно клятву на крови, но я знаю, что он абсолютно серьёзен, и, откусывая от «кекса примирения», скрепляю тем самым наш дружественный союз.

7. 6 глава

«Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь».

************************

День рождения Доминика приходится на седьмое июля, и Хелена решает в честь такого события устроить пикник в городском парке. Тихие посиделки в домашнем кругу показались ей скучными, «стариковскими», как выразилась она, и, подключив к обдумыванию предстоящего торжества не только фантазию, но и наших младших детей, она в конце концов, и придумала это.

– Джесс, не забудь про салфетки! – напоминает она, направляясь с корзиной еды к припаркованной у дома машине. – И фужеры… фужеры, Джесс, тоже надо бы прихватить!

Фужеры давно упакованы и дожидаются в одной из коробок – мы как-никак готовимся несколько дней кряду, – но Хелена, взвинченная и возбужденная, снова и снова напоминает о том, что мы, возможно, забыли. Ей хочется, чтобы праздник любимого сына удался на славу, и я ее понимаю, но от этого я не меньше ощущаю себя загнанной лошадью, вот-вот готовой свалиться на ноги.

Просто хочу, чтобы этот день уже завершился…

И пока я занята кексами и другой выпечкой, дожидавшейся транспортировки, вспоминаю недавний разговор с Хеленой...

– Послушай, ты ни разу не упоминала, как твой старший сын воздействует на женщин... Чем и пользуется без зазрения совести, – сказала я как-то Хелене за чашечкой чая. – Если я правильно посчитала, то только за последнее время он сменил уже третью подружку… Ты не находишь это чрезмерным?

– Разве мальчик виноват, что они сами на него вешаются?! – изумляется Хелена с улыбкой. – Сама видишь, как он хорош. К тому же, это все гены: его отец, мой первый из трех, – она пожимает плечами, – был точно такой же – красивый, статный мужчина, которого не могла обойти взглядом ни одна женщина. И я в том числе, как ты понимаешь... Скольких усилий мне стоило обратить его внимание на себя!

– Тебе? В самом деле? – с недоверием хмыкаю я.

– Мне, моя дорогая, – вздыхает моя собеседница, – мне. – Кажется, на нее нахлынула ностальгия… – Знаешь, сколько таких вот «хелен» вилось вокруг него толпами, но в итоге я всех обошла! – На этом моменте ее мечтательный взгляд делается брезгливым. – Правда, лидирующую позицию я удерживала недолго. Уже через год он ко мне охладел и завел очередную любовницу... Но Гюнтер хотя бы поддерживает нашего сына: оплачивает учебу, а потом поможет с работой, так что о большем я и не прошу, – тихий вздох. – А Доминик так похож на отца: та же харизма, те же глаза и голос. Мне порой даже не по себе делается... Но, признай, он хорош! – хватает она меня за руку и заглядывает в глаза, светясь материнской гордостью за ребенка. – И заслуживает каждого восхищенного женского взгляда, которым его одаривают.