Он зажимает сигару в зубах, выразительно разминает кулаки, поигрываю костяшками пальцев.

— Сильно ты нос задираешь, как для обычной переводчицы, — заключает Якубов, мрачно сузив глаза. — Я таких не люблю. Тех, кто себе никак цену не сложит.

Молчу. Кажется, и так слишком много сказала. Еще сильнее обозлила его.

Но как по-другому, если…

— Твое дело — простое, — высекает Якубов хлестким тоном. — Дырки мне подставлять. Усекла?

Еще отодвигаюсь. Рассеянно смотрю по сторонам.

Бежать из этой комнаты некуда. Не успею. Либо он сам схватит, либо уже в коридоре меня догонят.

Паника бьется под сердцем, будто раненая птица.

— Ладно, наговорились уже, — чеканит Якубов. — Давай, вставай.

Приподнимаюсь. Продолжаю осматриваться в поисках… сама не знаю чего. Возможно, я могла бы его стукнуть чем-то. Но на глаза даже не попадается ничего подходящего.

Лихорадочно озираюсь. Чувствую, как накрывает тупое отчаяние, потому что никакого выхода из этого тупика не вижу.

— Раздевайся, — приказывает Якубов.

Смотрю на него, не в силах перевести сбившееся дыхание.

— Что застыла? — рявкает он. — Раздевайся давай. И так, чтобы мне понравилось. Ясно? Сбрасывай свои тряпки. Живо!

Застываю.

Кажется, превращаюсь в ледяную статую под прицелом его ненормально горящих глаз.

Якубов давит свою сигару, от чего запах исходящий от нее, становится еще более резким, невыносимым.

Снова закашливаюсь, зажимаю рот ладонью.

Хочется кричать. И разрыдаться. Но такое ощущение, будто все мои слезы замерзают глубоко внутри. На волю ничего не вырывается.

— Оглохла? — рыкает Якубов и уже сквозь плотно сомкнутые зубы цедит: — Раздевайся, сука, сейчас. Или я сам тебя раздену.

Умом понимаю, что разумнее всего подчиниться этому уроду. Не злить его еще больше, когда он и так на взводе.

В голове хаотично отбиваются фразы моей начальницы и того охранника, который меня предупреждал.

Якубову нужно подчиняться. Делать все, что он говорит.

Но как себя заставить?

Руки не слушаются. Пальцы дрожат. И пока я медлю, стараясь побороть свою безотчетную реакцию. Пока пробую хоть как-то избавиться от этого ступора.

Якубов резко поднимается со своего кресла и приближается ко мне.

Шагаю назад. Бросаюсь куда-то, сама толком не осознавая куда. Лишь бы от него подальше.

Урод хватает меня за плечо. Рывком притягивает.

— По ходу тебе боль по кайфу, — заявляет он и скользит по мне взглядом. — Иначе бы так не нарывалась.

Отрицательно качаю головой.

Нет, нет, нет.

— Я тоже люблю, когда жестко, — добавляет Якубов. — Чую, ты меня порадуешь. Ох как порадуешь.

Он старается скорее сорвать с меня одежду, а я безуспешно пытаюсь сопротивляться.

Пробую отбросить от себя его руки, но Якубов действует настолько порывисто и жестко, что будто и не замечает сопротивление.

— Что за блядское платье? — раздраженно рычит он.

Везет лишь в том, что у него никак не получается справиться с моим нарядом. Молния ломается от грубого движения. А иначе платье вовсе не поддается.

Но Якубов на этом не останавливается.

Как рванет — выдирает целый лоскут. Ткань больно впивается в кожу, но от ужаса меня настолько сильно парализует, что я теперь даже вскрикнуть не могу. Вообще ничего не могу. Не получается.

Он добирается до моей груди, начинает облапывать. От этих гнусных движений, от его вспотевших рук, которые грубо шарят по моему телу, меня начинает дико трясти.

Желудок скручивает в тугой узел. Тошнота подкатывает к горлу.

Якубов не останавливается. Как не пытаюсь оттолкнуть его от себя, ничего не получается.

Он сжимает мои запястья одной рукой, а второй продолжает скользить по телу. Рывком забирает юбку, забирается мне между ног. Грубо толкает пальцы вперед.