– Жарко?

Спросил ровным голосом. Таким только приказы на расправу отдавали.

– Нет.

Никогда не призналась бы ему, что чувствовала себя будто в плотном пузыре. Какой в этом толк? Пожалеет? Смилостивится и отвезет к родителям? Как же! Не зря же его звали Грешником.

Чудовище без души, но с миллионом грехов.

– Тогда работай лучше. Спину потри сильнее.

Мне пришлось встать и обойти чашу сзади. Но даже так, я кое–как дотянулась до его левой лопатки и сместилась к центру. Ноги заскользили по мраморной напольной плитке, стоило влаге чуть–чуть попасть.

Совсем немного и брякнусь к нему за компанию.

– Если учесть, сколько я на тебя потратил, то сейчас ты отработала максимум сто баксов. Хуево, правда?

Я молчала. К чему вступать в бессмысленный диалог, если все равно ничего не изменится.

Только Давиду Романовичу похоже было плевать.

Он схватил меня за руку и затянул к себе. Я на мгновение ушла под воду и вынырнула с диким воплем.

– А–а–а!!! – мои глаза защипало от едкой пены.

– Ты ни на что не способна. – Прорычал с огненной яростью. – Как ты выживаешь в этом мире?

Лязгнул рукой по моей щеке. Я приложила к ней ладонь, потому что подумала, лезвием ножа полоснул.

– Амг, амг, – я выплевывала мыльный раствор, покашливая тихонько, – амг…

Давил Романович смял воротник моей мокрой шелковой пижамы и приподнял меня, чтобы согнуть колени. Я возвысилась благодаря нему и вцепилась рукой в белоснежный бортик. Из носа текло, изо рта рвались булькающие звуки, уши заложило.

– Да все с тобой будет заебись.

Вытолкал меня на коврик и сам взгромоздился во весь рост. Я сидела на полу, согнувшись пополам, и не глядела на филигранное изваяние природы. Лишь мельком запечатлела бугристый бицепс и стекающую по обнаженному бедру осевшую пену.

– Очухивайся, – набросил на меня огромное полотенце, – хочу, чтоб к ужину принарядилась. Платья, туфли, украшения. Все в твоей личной гардеробной.

Я не реагировала. Он легонько пнул меня ногой.

– Ты поняла?

Кивнула, чтоб отстал.

Шлепки босых ног, какие–то неразборчивые шорохи и наконец–то, послышался хлопок двери.

Я с осторожностью навела взгляд на дверной проем и смачно шмыгнула. Одна. Ушел.

Дрожащей рукой провела по волосам–сосулькам и обтерла горящее лицо.

– Да господи ж мои!

Пышка залетела в ванну и сразу же принялась поднимать меня, приложив все имеющиеся усилия.

Я качнулась, когда она меня выровняла.

– Что–то болит? Раны есть?

Не успела ответить, а пышечка давай меня ощупывать. Цокать время от времени, мотать головой из стороны в сторону.

– Вроде цела. – Резюмировала после тщательного обследования. – Тогда идем.

– Куда? – промямлила я.

– Ну, ты же мокрая разгуливать не будешь? Правильно? Я покажу тебе святая святых всех барышень, вроде тебя.

– Отвезешь меня домой и заведешь в мою спальню?

Она хмыкнула, пришлепнула руку к моей талии и повела на выход.

Минут за пять мы дошли до моей нынешней комнаты, и пышка усадила меня на кровать.

– Меня зовут Вильма. И если тебе не трудно, разденься сама. Не хочу твою точеную фигурку видеть и все сопутствующие прелести. Завидую я, знаешь ли, но от собственных плюшек отказаться не могу.

Улыбнулась и отвернулась.

Мне захотелось сказать: а вот твой хозяин не прочь на меня поглазеть.

Но сдержалась.

Я не грубиянка. И не хамка. Могла только что–то ляпнуть невзначай. И то не подумав.

Мои подруги, вообще, частенько называли меня Ангел Лина. Но будь я и правда таким милым ангелочком, каким многие меня видели, то никогда бы не спустила курок и не продырявила грешное божество…

– Вильма? Ты не из России?