Я едва не рассмеялась. Повезло? Мне?

– Понимаю, – кивнула я. – Не беспокойтесь, сестра. Я привыкла к человеческой, ничем не оправданной злобе.

Что-то похожее на сочувствие мелькнуло в глазах собеседницы, но она промолчала, и, кивнув мне в ответ, поспешила дальше. По пути нам встретилось несколько девушек, спешащих в том же направлении. Они бросали на меня любопытные взгляды, но в присутствии монахини никто так и не осмелился что-то сказать.

Трапезная представляла собой просторный зал, условно разделённый на две половины. В одной части, ближе к входу, расположились ряды столов для воспитанниц. В другой находились места для монахинь с главным столом для настоятельницы и старших сестёр, что стоял на небольшом возвышении. Когда мы вошли, гул голосов стих, и все взгляды, как воспитанниц в серых платьях, так и монахинь в чёрных одеяниях, обратились в нашу сторону.

– Это леди Гвендолин Леваньер, – объявила сестра Бертрада. – Новая воспитанница. Приветствуйте её, как подобает.

– Добро пожаловать, леди Гвендолин, – нестройным хором отозвались девушки, в их голосах я уловила множество разных эмоциональных оттенков от любопытства и недоумения до насмешки и чего-то ещё, чему я так и не смогла дать определение.

Сестра Бертрада указала на свободное место:

– Садитесь там, леди Гвендолин. Леди Элизабет, леди Мэри и леди Клара будут вашими соседками по столу.

Я медленно прошла между рядами, чувствуя на себе взгляды десятков глаз. Моя хромота, казалось, усилилась под этим пристальным вниманием. Когда я подошла к указанному месту, три девушки, видимо, те самые Элизабет, Мэри и Клара – демонстративно отодвинулись, освобождая мне пространство. Вернее, создавая между нами дистанцию.

Я села, стараясь не обращать внимания на их переглядывания и слишком демонстративные попытки не касаться моей одежды. Одна из них, худенькая брюнетка с острым носом, прошептала что-то своей соседке, и та хихикнула, прикрыв рот ладонью.

Матушка Агата появилась у главного стола через пять минут и подняла руки:

– Возблагодарим Господа за пищу нашу насущную…

Молитва длилась недолго, и вскоре на столах появились простые деревянные миски с густой грибной похлёбкой с луком, куски чёрного хлеба и глиняные кружки с водой. В сравнении с трапезами замка Леваньер, где к грибным блюдам непременно подавали мясо или рыбу, сливочное масло и сыр, здешняя еда казалась особенно скудной – лишь суп без каких-либо дополнений. Ирония заключалась в том, что буквально за стенами аббатства раскинулся роскошный сад, полный спелых ягод, сочных фруктов и свежих овощей. Горькое осознание пришло внезапно: все эти дары священной земли, цветущей вопреки вечной пелене над нами, предназначались явно не для наших желудков.

Позже я узнала от одной из девушек, что роскошный урожай с монастырских садов почти полностью отправлялся ко двору Его Величества, другая, куда меньшая часть – отсылалась Верховному Епископу в Аргентум.

"Плоды земные служат высшим целям," – любила повторять настоятельница Агата. Этой "высшей целью", видимо, было поддержание здоровья сильных мира сего.

Впрочем, мне ли привередничать? Частенько меня запирали в башне и несколько дней кормили пустой водой с коркой хлеба.

Отогнав назойливые мысли, я потянулась за ложкой, и тут одна из девушек, та самая брюнетка, словно случайно толкнула мою руку. Ложка выпала и с громким стуком упала на пол.

– Ой, прости, – сказала она с наигранным сожалением. – Я не заметила твою… руку.

– Ничего страшного, – ответила я, неуклюже наклоняясь, чтобы взять предмет.