В прошлой жизни она не была слишком уж искусной мастерицей, но, как и многие, была научена мамой и бабушками самым простым вещам. Могла связать носки или симпатичные рукавички, сострочить на машинке какое-нибудь не слишком сложное изделие типа фартука или ночнушки, умела немного вышивать и разумеется, вполне прилично готовить. Однако услышав от Николь предложение купить ниток, навязать кучу рукавиц и по осени продать все это баронесса пришла в ужас.

-- Как можно, дорогая моя! Твой покойный папенька не простит мне такого, когда мы встретимся у Престола Предвечного.

-- Госпожа Милена, но ведь никто не узнает, что это сделали мы. Пусть думают, что это связала Ева…

-- Ева не обучена такому искусству, Николь. Пойдут разговоры… Нет-нет, дорогая, это решительно невозможно!

Николь, раздражённая нищетой и полуголодным существованием ответила, возможно, излишне резко:

-- Зато у нас появится какое-то количество дополнительной еды! Госпожа Милена, Клементина растёт и девочке нужно хорошо питаться. А зима? Что мы будем делать зимой?!

Милена де Божель разрыдалась и у Николь сжалось сердце – так жалко было беспомощную баронессу. Настаивать она больше не стала, но некоторая капля раздражения в душе все же сохранилась. Ей самой казалось, что ради здоровья и счастья собственной дочери можно наплевать на любые условности. Но Милена плакала тихо и беспомощно, жалобно всхлипывая и Николь уступила. Тем более, что прорыдавшись, госпожа де Божель сообщила весьма важную информацию, касающуюся её падчерицы непосредственно:

-- Пойми, детка моя, мы не можем заниматься ничем таким ещё и потому, что сплетники могут погубить твоё будущее. Как ты думаешь, милая, если такие разговоры дойдут до твоего жениха, то не потребует ли он расторжения…

-- Жениха?! – от неожиданности Николь перебила мачеху, но та лишь мягко качнула головой, выражая своё неодобрение и со вздохом пояснила:

-- Да, моя девочка. Мне жаль, что память пока ещё не вернулась к тебе, но у тебя есть жених! Это очень хорошая партия! Твой отец побеспокоился об этом, когда ты была ещё совсем малюткой.

Новость слегка огорошила Николь и совершенно точно не вызвала восторга. Она принялась аккуратно расспрашивать Милену. Женихом нищей баронессы Николь де Божель был граф Клод де Монферан. Богатый и красивый молодой человек из графства Монфер расположенного в пяти днях пути от баронского замка.

-- Госпожа Милена, а когда граф последний раз навещал меня?

-- О, дитя моё, это было очень давно. Граф тогда был милым ребёнком и приезжал к нам в гости, когда тебе было лет десять. Да-да… У Клементины тогда был день ангела и покойный граф де Монферан, отец нынешнего, подарил ей отрез восхитительного алессинского шелка.

Дальше Милена принялась вспоминать роскошный рисунок золотом, который был вышит на этом самом отрезе в виде каймы, и рассказывать, сколько слез она пролила, когда пришлось продать эту роскошь.

-- …это было такое горе, моя дорогая! Я всю ночь молилась Господу, чтобы он подсказал мне верный путь, но так ничего другого и не смогла придумать. Моя бедная малышка останется бесприданницей… -- и госпожа Милена снова начала утирать слезы.

Дождавшись, пока мачеха хоть немного успокоится, Николь вышла на улицу, чтобы прийти в себя. Она и сама была чем-то похожа по характеру на вдовствующую баронессу и всю жизнь предпочитала плыть по течению, не споря со сложившимися обстоятельствами, но сейчас, когда они без малого голодали из-за устоявшихся представлений Милены, Николь была искренне возмущена такой покорностью.