Вопреки моим ожиданиям никто так и не вынырнул из мрака и не набросился на нас. Простояв так ещё несколько секунд, Гигуль осторожно поплёл вперёд, и свет его факела упал на внушительного вида фигуру, с которой не спускала взгляда эльфийка.

То была всего лишь высокая статуя закованного в громоздкие шипастые доспехи воина, широко разводящего свои руки раскрытыми ладонями вверх. Казалось, воин насмехается над нами, бросает вызов каждому из нас, демонстрируя, что ему не нужно оружие для победы. Но он всё ещё был недвижим.

Илианесса выдохнула с облегчением, осознав, что это никакой не монстр. Остальные тоже немного расслабились и подошли к статуе чуть ближе.

– Кажется, я видел похожее изображение в книгах, – нарушил тишину Гигуль, задумчиво разглядывая каменное изваяние.

– Это Оркар, младший брат Минакада, – пояснила Илианесса приглушённым голосом. – Он является богом войны, а также считается прародителем орков и первых демонов. Его почитают в основном орочьи племена, северные варвары и некоторые другие дикие общины, но я слышала, что его культы могут встречаться и в более цивилизованных уголках мира.

– А, вот оно что. В Тормаре его недолюбливают, но уважают, так как считают этого бога первым кузнецом, выковавшим доспехи из железа.

– В Великом Королевстве поклонение Оркару строго запрещено, как и другим младшим богам.

Осматривая постамент статуи, Гигуль увидел очередной скелет, лежащий прямо у его ног. Череп скелета был раскрошен, а верхняя половина туловища рассечена по вертикали надвое вместе с надетой на неё ржавой стальной кирасой. Каменная плита под мертвецом оказалась разломана на куски, а по соседним расходились трещины.

– Оркар – бог лицемерия, – высказал своё мнение Лиам. – Как можно звать себя богом войны, трусливо сбежав от гнева великого Минакада в Бездну? Другие младшие боги, по крайней мере, признают свои слабости, а этот бахвалится мнимой…

Слова застряли в горле мечника, когда голова статуи с громким хрустом повернулась в его сторону, осыпав пол каменной крошкой, а её глаза вспыхнули двумя красными огнями. Вздрогнув от неожиданности, Илианесса выставила амулет перед собой и тут же начала читать молитву Минакаду, пока остальные стояли в ступоре.

Статуе не понравилась молитва эльфийки. Огненные глаза засветились ещё ярче, а затем по всему залу раздался яростный крик столь громкий, что от него дрожали стены и закладывало уши.

Инстинкты Лиама помогли ему среагировать первым. Взвалив меч на плечо и ухватив освободившейся рукой Илианессу, он побежал вместе с ней к выходу из зала. Я же вцепился в свою голову и упал на колени, чувствуя, как яростный клич вторит эхом в моём разуме. Мои глаза налились кровью, и меня захлестнула острая тяга к разрушению. Я желал убить каждого в этом зале, и лишь тихий отголосок рационализма удерживал меня на месте.

Когда всё стихло, я с некоторым трудом поднялся на ноги и огляделся. Глаза статуи всё ещё горели уже потускневшими огнями, освещая зал вместе с лежащим на каменном полу факелом. Лиам остановился в проёме разломанной двери вместе с Илианессой и напряжённо смотрел на Гигуля, который стоял у изваяния Оркара к нам спиной, стискивая мотыгу. Хайхиля я нигде не видел.

– Гигуль, ты в порядке? – с трудом разлепив иссохшие губы, спросила эльфийка. Я осторожно перевёл взгляд на дворфа.

Гигуль медленно повернул голову к нам. Сосуды в его распахнутых глазах полопались, придав им поистине дьявольский вид, а сам воин тяжело дышал, широко раздувая свои большие ноздри. Лицо дворфа искажалось не от страха, не от боли, а от дикой, первобытной ярости, которую он испытывал. Гигуль схватил рукоять мотыги поудобнее, а затем издал боевой клич.