— Здравствуй, — улыбнулась она.

Наемник как будто весь расцвел. Неужели раньше ни одна женщина не выказывала ему благосклонность, раз он так легко повелся на ее игру? Тем лучше для Ясны.

— Здравствуй, птичка.

— Зелья собирается на рынок, — сказала рабыня, будто просто пришла его предупредить об этом.

— Почему так рано? Я думал, у нас еще дня два в запасе.

— Мука закончилась, — почти не соврала Ясна. — Господам хлеб не из чего печь.

— Ладно, — поднялся он и потянулся.

— Лассел! — подскочила к нему Ясна и схватила за огромную ладонь. — Прошу, возьми меня с собой! Я так устала сидеть здесь, мне нужно пройтись, иначе я сойду с ума!

В его глазах сперва отразилось недоумение, а потом он нахмурился. Но пока он ничего ей не успел сказать, а тем более — отказать, Ясна, собрав всю волю в кулак, взяла его руку и положила себе на сердце.

— Я буду тебе так благодарна! Так благодарна!

Его ладонь поползла ниже, обхватывая упругое полушарие. Вся сила девицы уходила лишь на то, чтобы не сжать челюсти, не отстраниться от него и продолжать смотреть преданным обожающим взглядом.

— И к тому же ты же помнишь, что ждет тебя уже через два дня?

Рука его больно сжала нежную плоть, Ясна еле сдержалась, чтобы не ахнуть.

— Собирайся, птичка, — наконец решил он. — Покажу тебе рынок!

И столько превосходства, столько снисходительности было в его тоне, будто он приглашал ее в золотой дворец.

Ясна пискнула от радости и побежала в комнату, чтобы надеть сандалии, с которыми пришлось немного повозиться, но она все же разобралась, как они крепятся к ступням. Они ей очень пригодятся. Главное — оторваться от Лассела, а там ей откроются новые возможности, которые она ни за что не упустит!

Лишь бы Зелью не наказали, а на то, что случится с громилой, ей было решительно плевать.

***

Противно изображать из себя ту, которая смирилась с судьбой. А еще более противно улыбаться человеку, ничем не отличающемуся от тех, которые похитили ее из дома, от тех, которые убили ее отца и брата. Что стало с мамой, Ясна не знала. Она боялась, что и ту тоже забрали в рабство. Но ведь если Ясна еще молода, у нее достаточно сил, чтобы плыть против течения, то что станет с ее родительницей? Девица тревожилась о ней, но не в ее силах была что-либо поменять. Пока не в силах.

Здесь, у согуров, она лишь невольница, а скоро станет беглой невольницей. У нее нет прав даже на собственную жизнь. Что будет, если Титум убьет ее в очередном припадке ярости? А что будет, если он убьет свою лошадь или разрушит дом? Ничего. Ему ничего за это не сделают, потому что это его собственность, как и Ясна. Мысли эти все время кинжалами вкручивалась в виски. От них было тошно. И рабыня во что бы то ни стало собиралась поменять свое положение. Но для этого нужно пересечь пустыню. Она не была слишком широка, всего три или четыре дня пути, но и это казалось непреодолимым расстоянием перед такой желанной свободой.

Когда Ясна переступила порог дома, сердце встрепенулись в груди, словно птица в клетке. А потом оно запрыгнуло в горло и стучало там так сильно, что Ясне становилось трудно дышать. Но еще рано. Еще не время. Нужно выбрать подходящий момент.

И он настал. Пока Зелья выбирала овощи и фрукты и складывала их в большую плетеную корзину, Лассел внимательно смотрел за Ясной. Она кидала ему мимолетные улыбки, чтобы он ни на миг не сомневался, будто интересен ей. Девица делала вид, что ее очень привлекает занятие чернокожей рабыни, и помогала выбирать той самые красивые и спелые плоды.

— Ну-ка, Ясна, подержи! — Зелья сунула в ее руки корзину, а сама полезла в карман за оплатой.