Чувство собственной важности неудовлетворенно фонит. Номер незнакомый.

— Анечка.

— Да…

— Это Роза… Цветкова, моя девочка. Как вы там отдыхаете?.. Мой любимый внук хорошо себя ведет, не обижает тебя?

— Нет, что вы?.. У нас все хорошо, — мотаю головой.

Лежать в объятиях Загорского становится чем-то невыносимо кощунственным. Спрыгиваю с постели и отхожу к окну. За ним — пугающая неизвестностью чернота. От нее становится еще горше.

— Ну и хорошо, птенцы. Отдыхайте. Вы молодые, вся жизнь впереди, — слабым голосом произносит.

— У вас что-то случилось? — обеспокоенно интересуюсь.

— Да вот в гости к дочке приехала. Я ведь, пока Мишенька был в Америке, у него в комнате обитала. Вещи вот потеряла. Может, выкинул? Куда ему мое старье?..

— Зачем ему что-то выкидывать? Сейчас все найдем.

— Таблетки у меня там. Сердце что-то на ночь глядя закололо, а я свою аптечку дома оставила, котелок совсем не варит.

— Он… в душе, я сейчас все узнаю и сразу вам перезвоню. Подождете?

— Отчего же не подождать, милая?

— Сейчас.

Бросив телефон в кресло, игнорирую накидку и пулей вылетаю в коридор. Кожу на животе обдает холодом. В комнатах гораздо теплее, чем здесь.

Не знаю, что именно влияет на меня больше: реакция на поцелуи Ярика или беспокойство за Розу, но я врываюсь в комнату Яичкиной и Авдеева без стука и тут же каменею. Застаю их в крайне откровенной позе: Майк лежит на кровати, уже без верха, а Вита… В общем, ее лица не видно из-за волос. И то, чем она занимается, тоже не видно, но я, черт возьми, догадываюсь.

Она делает ему минет.

Сознание мутнеет, а стыд мохнатой лапой ударяет в лицо. Тело сотрясает.

Именно в этот момент Майк достигает пика удовольствия и с трудом, чуть хрипло дыша, повелительно накрывает темную макушку ладонью. Вита поднимает голову, и ровно за секунду до того, как замечает меня, я вижу член, фонтанирующий белесыми полосами, которые остаются у массажистки на лице.

Зажимаю рот рукой.

— Аня!..

— Простите, — шепчу, закрывая за собой дверь.

— Блядь, — слышится из-за нее.

Я несусь в ванную комнату, прилегающую к гостиной и кухне. Под шелковой пижамой — мириады мурашек. Щелкаю выключателем, затем замком и едва успеваю снять крышку с унитаза, на которой наклеена надпись «ДЕЗИНФИЦИРОВАНО».

Оседаю на пол.

Меня тут же выворачивает от накрывших чувств, ржавым гвоздем вспарывающих девичью душу. Наживую и без анестезии. Я думала, мне полегчало, но нет. Снова заражение крови.

Голова кружится, а желудок будто выжимают с двух сторон.

Мне плохо.

Плохо…

От природы сильный вестибулярный аппарат, который многочасовые тренировки на пилоне только укрепили, машет мне ручкой. И да. Ни разу в жизни меня не укачивало в машине или при резком подъеме в горы. Я даже ротавирусной инфекцией не болела.

Меня тошнит второй раз в жизни.

И это не физика, тело тут ни при чем. Это голова, чистая психология.

— Открой мне, Ань, — слышу громкий голос Авдеева за дверью, в которую он совсем неделикатно стучит.

Встав с пола, вытираю салфеткой лицо и врубаю воду. Настраиваю, чтобы она была теплой. Неуверенно смотрю на дергающуюся ручку.

— Аня…

— Да пошел ты, — разбито шепчу, переводя затравленный взгляд в зеркало. — Ты мне противен.

15. Глава 15. Аня

Безумно холодно и одиноко становится. Одиночество до костей пронизывает. А за стенкой происходит какая-то мышиная возня, к которой я прислушиваюсь и тут же вздрагиваю.

— Она ненормальная, — доносится из коридора громкий голос Виты. Судя по интонации, она в бешенстве и не готова это скрывать. — Твоя подружка просто конченая, Авдеев.