– Эм... так ты мне расскажешь, как оказалась в той клетке? – осведомился он у нее.

Щадить его нежные чувства Ханна не стала и сообщила, как есть:

– Меня продали на аукционе – ты меня приобрел. Кое-кто наживается на перевертышах! Ты не знал о таком? – спросила в конце, заметив о выражение на лице собеседника.

Тот захлопал глазами, словно готовая разрыдаться девица. Только этого не хватало! К счастью, он не заплакал, только прочувствованно сказал:

– Это так отвратительно, мне очень жаль. Продавать людей, как товар...

– Перевертышей, – поправила его девушка. – Кое-кто, кроме как диких зверей, нас не воспринимает.

– Но я не такой! – живо откликнулся Оливер. И снова сделался красным. – Я не такой, – повторил тише. – И вижу прекрасно, что ты... в большей степени человек, чем...

– … Животное. Можешь говорить смело, я не обижусь.

– Ты красивая, – невпопад выдал мальчишка и снова запунцовел.

Ханне стало его даже жаль: так, глядишь, у него случится сердечная недостаточность от нехватки крови в организме.

– Благодарю, – отозвалась она. – Ты тоже весьма симпатичный молодой человек. И ты... заплатил за меня немалые деньги, – подошла она к главному.

Оливер, побледнев, покраснел одновременно. Кажется, менять цвет лица в долю секунды было его несчастливым талантом!

– Я не мог! – открестился он от подобного в нескрываемом ужасе. – Я даже не помню, где был и что делал.

Неторопливо, как непонятливому ребенку, девушка сообщила:

– Ты был на аукционе и купил меня за шестьдесят фунтов.

– Шестьдесят фунтов?! – взвыл паренек. – Да у меня в жизни таких денег не было.

От подобной реакции Ханна несколько растерялась: ей казалось, у аристократов денег куры не клюют. А тут на тебе вот...

– Но ты дал расписку людям с аукциона. Они придут за своими деньгами! – сказала она, чем совершенно добила мальчишку.

Он схватился за голову, повалившись на стул в предобморочном состоянии.

– Лучше бы я прыгнул в Темзу и утопился еще прошлым вечером, – посетовал он в полном отчаянии, – брат так и так убьет меня, если узнает. Он ведь предупреждал: еще выходка, Оливер, и отправишься в монастырь замаливать собственные пороки.

Звучало даже забавно: этот парнишка не выглядел грешником в полном смысле этого слова, скорее оступившимся ангелочком.

– Ты много грешишь? – полюбопытствовала она.

– Играю в карты, – покаялся собеседник. – И чаще проигрываю.

– Беда. Тебя разве не учили подтасовывать карты?

Оливер вскинул вспыхнувший интересом, а не потухший как минуту назад от отчаяния взгляд.

– Нет, не учили, – признался честно. – А ты умеешь?

– Немного.

– Научишь меня?

Ханна улыбнулась с лукавством и тоже спросила:

– Есть карты?

– Конечно, сейчас.

Он кинулся было к комоду, но в этот момент в дверь постучали, и на пороге предстал его личный слуга.

– Сэр, вас спрашивают сомнительного вида мужчины. Говорят, у них неотложное дело! – сообщил он хозяину, а сам пробежался глазами от пустой теперь клетки к стоявшей у стола девушке в хозяйской одежде. – Что прикажете им отвечать?

Оливер с Ханной переглянулись, причем молодой человек в этом случае позеленел до светло-салатового. И зажал рукой рот, словно сдерживал рвоту...

Бедняжка!

– Они пришли за деньгами, – озвучила очевидное девушка. – И я бы советовала им заплатить...

– Именно так я и сделал бы, будь у меня эти деньги, – простенал Оливер. – Шестьдесят фунтов! Это ведь целое состояние. Брат меня точно убьет... и будет по-своему прав.

Дерек, невозмутимый, как кадка с цветком, принял решение сам:

– Я скажу мужчинам внизу, что вы отбыли этим утром в поместье и неизвестно, когда точно вернетесь.