Когда я села на велосипед и покатила прочь, позади снова раздался стук топора.

Арчеру семь лет, май

Где я?

Мне казалось, что я пытаюсь всплыть в бассейне АМХ[4], но до поверхности еще много миль. В ушах шумело. Горло болело так, словно у меня сильная ангина, причем не только внутри, но и снаружи. Я попытался вспомнить, что случилось, но только тени двигались у меня в голове. Я отогнал их прочь.

Где я?

Мама? Мне нужна мама.

Я почувствовал, как слезы, горячие и обильные, потекли по щекам из-под закрытых век. Я старался не плакать. Сильные мужчины не должны плакать. Сильные мужчины должны защищать других, как мой дядя Коннор. Вот только он плакал. Так сильно плакал и кричал, обратив лицо к небесам, упав на колени прямо на тротуаре.

О нет… О нет. Не думай об этом.

Я попытался пошевелиться, но мне показалось, что кто-то привязал к моим рукам и ногам гири, – даже к пальцам рук и ног. Мне показалось, что я смог пошевелиться, но я не был в этом уверен.

Откуда-то донесся женский голос:

– Ш-ш-ш, он просыпается. Не торопи его. Пусть проснется сам.

Мама, мама! Пожалуйста, окажись здесь! Пожалуйста, пусть все будет в порядке! Пожалуйста, не лежи на обочине!

Слезы с новой силой хлынули из глаз.

Внезапно все мое тело словно пронзили раскаленные булавки и иголки. Я попытался позвать на помощь, но, кажется, даже не разлепил губ. О боже! Казалось, что боль проснулась повсюду, как будто в темноте под моей кроватью ожил монстр.

Несколько минут я просто дышал, поднимаясь все ближе к тому, что казалось мне поверхностью воды. Потом я открыл веки и прищурился от яркого света, ударившего в глаза.

– Убавь свет, Мередит, – услышал я слева от себя.

Я снова приоткрыл глаза, давая им привыкнуть к освещению, и увидел пожилую медсестру с короткими светлыми волосами. Она смотрела на меня сверху вниз.

Я открыл рот. Попытался сказать «мама», но ничего не вышло.

– Ш-ш-ш, – сказала медсестра, – не пытайся разговаривать, милый. Ты попал в аварию. Ты в больнице, Арчер, и мы о тебе позаботимся, хорошо? Меня зовут Дженни, а это Мередит, – она грустно улыбнулась и указала на младшую медсестру позади себя, которая проверяла что-то на аппарате рядом с моей кроватью.

Я кивнул. Где мама? По щекам снова потекли слезы.

– Молодец, хороший мальчик, – сказала Дженни. – Твой дядя Натан здесь, за дверью. Я схожу за ним. Он будет очень рад, что ты очнулся.

Несколько минут я лежал, уставившись в потолок, а потом дверь открылась и захлопнулась, и дядя Нейт посмотрел мне в лицо.

– С возвращением, маленький солдат, – сказал он.

Его глаза покраснели, и он выглядел так, словно давно не принимал душ. Но дядя Нейт всегда был немного странным. Иногда он надевал рубашку наизнанку, иногда – разные туфли. Это казалось мне забавным. Он как-то сказал мне: все потому, что его мозг занят более важными делами и у него нет времени задумываться, правильно ли он одет. Тогда мне показалось, что это хороший ответ. К тому же дядя Нейт частенько подсовывал мне всякие мелочи вроде конфет или десятидолларовых купюр и посоветовал устроить тайник там, где никто не сможет найти мои деньги. Он сказал, что позже я скажу ему за это спасибо, и подмигнул, словно давая понять, что я пойму, когда это «позже» наступит.

Я снова открыл рот, но Дженни и дядя Нейт покачали головами. Дженни потянулась за чем-то, что лежало рядом с ней на столике. Это были блокнот и карандаш, и она протянула их мне.

Я взял блокнот, написал одно слово и повернул его к ним:

МАМА?

Медсестра отвела взгляд, а дядя Нейт уставился себе под ноги. Именно в этот момент в моей памяти моментально всплыла во всех подробностях авария: картинки и слова так отчетливо пронеслись в сознании, что я уронил голову на подушку и стиснул зубы.