Пальмира печально улыбнулась, демонстрируя безупречные белые зубы. Я будто впервые увидела, насколько она была хороша. И поразилась. Если сменить эту унылую одежду, она будет необыкновенной, ослепительной красавицей.

— В этом-то все и дело. — Пальмира тронула тонким пальцем ремешок навигатора: — В этом все и дело…

Ее паузы раздражали.

— Да в чем?

Пальмира опустила руку, открыто посмотрела мне в лицо:

— Кольеры переменчивы. Они подвижны, Мирая. Как исполинский живой лабиринт. Сотни тысяч возможных ходов. Того пути, которым мы шли несколько часов назад, больше не существует. Поэтому мы идем здесь.

Теперь я молчала. Пальмира лишь усмехнулась, покачала головой:

— Без навигатора передвигаться в Кольерах просто невозможно. Надеюсь, теперь ты понимаешь больше, как и хотела. Тебе стало легче?

14. 14

Легче, разумеется, не стало. Будто закрылась еще одна исполинская дверь, отделившая меня от внешнего мира. Захлопнулась с тяжелым грохотом. Замуровала. Я даже онемела. Я не успела это обдумать, но глубоко внутри еще с утреннего разговора крепко засела мысль о том, что отсюда, все же, можно сбежать. Что бы ни говорила запуганная Финея.

Я сосредоточенно посмотрела на Пальмиру: а что если она слышала утром те мои неосторожные слова? А теперь пытается заморочить, чтобы я оставила эту мысль? Рассказывает о проклятых коридорах. Слышала или нет? Как понять? Впрочем, едва ли это важно. Это лишь повод доверять ей еще меньше. Теперь я жалела, что была груба с Пальмирой. Было бы лучше, если бы она думала, что я ей безоговорочно верю… Сглупила…

Я сглотнула:

— И как часто эти ходы меняются?

Пальмира повела бровями:

— Никто точно не знает. Я уже давно не отслеживаю маршруты — не имеет смысла. Проще довериться навигатору. Но признаюсь честно — я тоже когда-то пыталась.

Я пристально вглядывалась в ее лицо: так врет или нет? Если бы знать…

Она выпрямилась, кивнула вглубь коридора:

— Пойдем. Хватит здесь стоять. У меня и без тебя куча дел.

Я будто очнулась, огляделась. Теперь здесь было пусто — я даже не заметила, как ушли невольники. И только теперь я придала значение словам Пальмиры. Пустота… Она права — коридоры всегда были пусты. Я была слишком напугана, чтобы обращать на это внимание.

Я снова тронула Пальмиру за руку:

— Мы, правда, в тотус?

Та с готовностью кивнула:

— Правда. Даю слово.

Ничего не оставалось, как следовать за имперкой. Позади, глядя в спину. Но теперь я не смотрела на убранную в шишку косу — смотрела по сторонам, стараясь найти подтверждение ее словам. Пустой серый коридор с нишами дверей, дорожка траволатора у стены. Повороты, лестницы, снова коридоры, похожие так, что создавалось ощущение, будто мы ходим по кругу. Появилось желание, как в детской сказке, бросить конфетную обертку, чтобы снова и снова проходить мимо нее, понимая, что уже были здесь. Но я больше не задавала вопросов. Лишь с особой жадностью следила, как часто Пальмира сверяется с навигатором. Часто. Очень часто. На каждой развилке, на каждом повороте, у каждой лестницы. Как же я раньше этого не заметила? Теперь этот незначительный жест приобретал зловещий, фатальный смысл. Я даже стала считать. Поначалу загибала пальцы. На одной руке, на второй. Но пальцы быстро закончились…

Я насчитала тридцать семь. Тридцать семь сверок… Я была так напряжена, так сосредоточена, не сразу поняла, что пространство залило ярким солнечным светом, и от фигуры Пальмиры растянулась длинная подрагивающая тень.

Я остановилась, как вкопанная, не веря собственным глазам. Даже сердце зашлось. За широкими стеклянными дверями виднелся сад. Самый настоящий. Сочная глянцевая зелень, теплый свет. До ушей доносился заглушенный преградой птичий гвалт, но пронзительные переливчатые пересвисты невозможно было ни с чем перепутать. Особенно тоненькие звонкие трели сапфировой камышовки с Кадора. Я обожала эту маленькую юркую птичку. В оранжереях они жили во влажной парниковой зоне небольшой стайкой в двенадцать особей. Гнездились в растительности, окружающей искусственный водоем. Их перышки горели в солнечных лучах, как ограненные сапфиры.