Его лицо было совсем близко, и я упрямо пыталась отклониться, увеличить дистанцию.

— Разве у меня был выбор?

Он прикрыл светлые зеленые глаза:

— Конечно. Просто бросить мальчишку здесь.

Эти слова разозлили меня. Стало на миг плевать, с кем я говорю, плевать на его власть надо мной. Я открыто взглянула в темное лицо:

— Он мой брат. Младший брат.

Кондор повел бровями:

— Что с того? Кровь не гарантирует единение. Кровь — всего лишь биологическая жидкость. Можно иметь брата, но не любить его.

Я задрала голову еще выше:

— Можно. Но я люблю. Какой ни есть. Кажется, вам этого не понять. Вам и таким как вы.

Я думала, он ударит меня, но его тонкие губы исказила скептическая ухмылка:

— Надо же…

— Ведь меня бы не оставили в покое? Даже если бы Ирбис погиб? Ведь так? Скажите правду.

Я поняла это, узнав о заказе. Уверилась, глядя на Финею. Если бы не вышло с Ирбисом — они бы нашли другой способ. Еще более незаконный и подлый. Они бы ни перед чем не остановились.

Губы Кондора приблизились почти вплотную к моим:

— Смелая, неглупая, красивая, умеющая любить…

От него пахло табаком. Казалось, он вот-вот поцелует меня. Я уже приготовилась впиться зубами в его губу, до крови, с остервенением.

— Как так вышло, что при всех этих достоинствах ты почти девственница?

Я молчала, будто звенела от напряжения. Рассказывать этому чудовищу о своих ошибках? Зачем? Чтобы развлечь? Я не собиралась его развлекать. Я отвернулась:

— Никак.

Лигур освободил мои руки, вновь ухватил за подбородок:

— Ответ неверный. Я жду.

— Не ваше дело! — я почти выкрикнула.

Вырвалось само собой, на эмоциях, я даже не успела осмыслить. Замерла, ожидая реакции.

Глаза Кондора полыхнули яростью. Он отстранился:

— На колени, рабыня, — прозвучало убийственно холодно и ровно, на контрасте с недавним жарким шепотом.

Я стояла истуканом. Не мелькнуло даже мысли исполнить приказ. Он схватил меня за волосы, дернул вниз. Я рухнула на камень, лишь успела вовремя выставить руки. Стояла на четвереньках и глохла от такого унижения.

— На колени!

Я, наконец, выпрямилась, но голову не опустила. Это было выше меня.

— Глаза!

Я не подчинилась. Продолжала открыто смотреть снизу вверх.

— Я прикажу выпороть тебя. Еще лучше — сделаю это сам.

Не знаю, какой демон в меня вселился. Внутри будто скопилось электричество, которое рвалось наружу. Было плевать на чувство самосохранения. Я уже нахлебалась унижений. Понимала, что это лишь начало, но уже была сыта по горло. Не подчинюсь. По собственной воле не подчинюсь! Я свободная имперка. Меня заманили сюда подлым обманом. Незаконной сделкой. Я не рабыня. И не буду ею. Тем более, для него.

Я поднялась без позволения, вскинула голову. Это был мой протест.

— Вы можете все. Принудить, заставить, опоить, наказать. Но по собственной воле я никогда не встану перед вами на колени. Я свободная имперка. Я не рабыня.

Не ожидала, что он улыбнется. Кондор вновь приблизился, приперев меня к стене, легко коснулся губ кончиком пальца:

— Встанешь… Ты сделаешь все, что я пожелаю. Ты полюбишь меня. Как своего господина. И как мужчину. Я тебе обещаю. — Он снова и снова водил с нажимом по моим губам, и я цепенела, как от гипноза. От его шепота, от его прикосновений, от странного вибрирующего страха, который никогда не испытывала. — И запомни одну вещь, Мирая: я пока не знаю, кто тебя заказал, но если ты позволишь ему овладеть тобой — пеняй на себя. Я буду очень, — он говорил прямо мне в губы, едва не касаясь, — очень недоволен.

Эта мягкая формулировка показалась красноречивее иных конкретных слов, в которых можно было не стесняться. Звучала с особым смыслом, от которого лихорадило. Я посмотрела на Кондора с недоумением, даже страх на мгновение куда-то забился: