Я трясусь, кожа покрывается холодным потом. Я чувствую его пальцы – сильные, грубые, как они сжимают мои запястья, как впиваются в кожу.

– Ладно, раз по-хорошему не хочешь… – тянет мужчина. – Сейчас мы тебя обшмонаем. Может, найдём что-то интересное. А может – посговорчивее станешь?

Меня бьёт холодная паника. Нет, нет, только не это! У меня между грудей этот грёбаный брелок с флешкой!

Я в ужасе дёргаюсь, но его хватка не даёт мне ни единого шанса.

– Что, стрёмно стало? – ухмыляется он. – Так может лучше сразу признаёшься?

Я задыхаюсь от страха.

– Не смейте… – пищу.

– А что? – мерзко ухмыляется. – Что ты сделаешь? Вякнешь? В тюрьме таких, как ты, быстро в рамки ставят. Особенно с такой мордашкой. Думаешь, надзиратели мимо пройдут? Да тебя там по кругу пустят, пока не разберёшься, что к чему.

Я перестаю дышать. Меня выворачивает наизнанку от этих слов, от мерзости, от ужаса, который растекается по телу ледяным ядом. Они… Они издеваются? Это просто запугивание? Или?…

– В-в тюрьме? – заикаюсь от страха.

– А ты надеешься скосить? Здесь все соучастниками пойдёте.

Я судорожно втягиваю воздух, пытаясь взять себя в руки. Сердце грохочет в груди, дыхание сбивается, но я сжимаю зубы, стараясь не показать страх. Голова кругом. Я ничего не соображаю. Почему эти уроды мне тюрьмой угрожают? Да я сама им сейчас десяток статей назову, по которым они на зону пойдут. Да, придумаю их на ходу. И что?

– У меня… У меня ничего нет, – хриплю я. – Я не при делах. Я просто…

– Слушай, давай без этой херни, – зло перебивает один из них, чуть ослабляя хватку. – Ты уже вляпалась. А за ложь следствию, знаешь, срок. И что, думаешь, там тебе сладко будет? Думаешь, выберешься? Ха!

Следствию? Эти амбалы вооружённые пытаются сказать, что в госструктурах работают? Полицейские? Спецотряд какой-то? Мамочки, да они больше на бандитов похожи, чем сам Кафаров. Так себя не ведут! Они врут, да? Просто пытаются запугать.

Резкий рывок за волосы заставляет меня вскрикнуть. Голова запрокидывается, боль вспыхивает в затылке.

– Если ты не начнёшь говорить, сука, – голос звучит прямо над ухом, обволакивает мерзким змеистым шёпотом. – То ты очень быстро узнаешь, каково это, когда тебя на зоне выстраивают по очереди.

Я сглатываю, но горло сухое, будто пересыпано песком. Во рту привкус страха. Я стараюсь ни дрожать, ни показывать, как колотит, но плечи всё равно вздрагивают.

– Что? Тебе не нравится перспектива? – ухмыляется второй голос. Он чуть дальше, но всё равно жжёт спину. – Поверь, кошечка, там надзиратели таких, как ты, не упускают. Свеженькая, молоденькая, беспомощная...

Пальцы скользят по спине, по талии, грубо сжимают, и от отвращения меня выворачивает. Я резко дёргаюсь, пытаясь вырваться, но хватка только сильнее. Меня с силой вжимают обратно, вдавливают грудью в стол.

– Ой-ой, какая неугомонная! Слышь, Колян, как думаешь, через сколько её в камере обучат правилам выживания? Неделя? Две? Или сразу?

– Да на неё очередь из братвы выстроится уже к утру, – хохочет другой. – С такой рожей долго не продержится. Ты посмотри на неё. Ей уже страшно. Правда, милая?

Я стискиваю зубы, злюсь на себя за слабость. На них за эти мерзкие слова. Но хуже всего то, что они правы. Мне страшно. Чёрт возьми, мне так страшно, что всё тело дрожит. В любую секунду вырвет от ужаса.

– Отпустите… – голос срывается, звучит хрипло, едва слышно.

– Отпустить? – грубые пальцы сжимаются на моём запястье, больно сдавливая кость. – А что ты нам взамен предложишь? Может, по-хорошему договоримся, а, кукла? В тюрьме тебе навык торговли пригодится.