Интересно, как это происходило у него в голове? Повалил на пол? Пришпилил к стене? С него станется, извращенец! А впрочем, кто там не извращенец, в этом «высшем обществе»…
Картина, которую я приписывала фантазии господина декана, вдруг вспыхнула в моей собственной голове с яркостью HD-кинофильма, полностью вытеснив реальность.
Я… Игнатьев… та же самая комната для семинаров, что и вчера… я пытаюсь убежать, усыпив его гипнозом, но он просыпается. «Куда пошла? А ну вернись, негодная!» – рычит, вскакивая со стула. В одно мгновение настигает меня сзади и, не давая открыть дверь, вжимает в нее всем своим горячим, большим телом… «Будешь дергаться – отчислю…» – жарко дышит мне в ухо, крепко обхватив меня за талию… А потом резко разворачивает меня, и всё, что я вижу, всё на чем сконцентрировано мое внимание – это его губы. Которые медленно приближаются ко мне и раскрываются, готовые к поцелую…
– Сафронова, ты в порядке? – громкий щелчок пальцев вырвал меня из состояния оцепенелого созерцания лица господина декана. – У тебя такой вид, словно ты сейчас упадешь в обморок.
– А? – я резко выпрямилась, пытаясь проморгаться, чтобы зрение стабилизировалось. – Простите, Андрей Федорович… я задумалась.
– Чтобы задуматься, Сафронова, надо иметь мозг, – криво усмехнулся Игнатьев. – А, судя по тому, что ты тут на последнем семинаре несла, задумываться тебе нечем. Так что не используй, будь добра, этот термин – «задумалась». Говори прямо – замечталась. И, если честно, мне даже страшно представить, о чем…
Со всех сторон раздались подхалимские смешки – народ явно решил, что хорошее настроение декана нужно поддерживать любыми способами, пусть даже за счет булинга одной из них. Даже предательская Кира рядом со мной хихикнула, спрятав голову в плечи.
Но мне было не до обид на подруг и даже на декана. Как он так точно угадал?! Неужели я до такой степени открытая книга, что у меня на лице написано, о чем я «замечталась»?!
И с какого перепуга я об этом в принципе «замечталась»?! Мне что, мечтать больше не о чем, кроме как о губах того, кто меня и за человека-то с трудом принимает!
Продолжая усмехаться, декан поднес ко рту картонный стакан, отхлебнул из него и тут же снял нижней губой оставленную на верхней белую пенистую полоску. Капучино пьет… заторможенно подумала я, не в состоянии отвести взгляда от его настоящих, а не воображаемых губ – как оказалось, достаточно рельефных и выпуклых, чтобы на них задерживалась пенка от капучино.
Боже, неужели я сейчас признаю, что у декана Игнатьева – проклятья моего университетского существования – красивые губы? Куда я дальше скачусь? Соглашусь с тем, что и сам он – не последний урод? Буду умиляться его угловатым, но таким мужественным лицом, крепким подбородком, прямым, породистым носом, делающим его похожим на хищную птицу?
От омерзения к самой себе я передернулась – неужели я настолько убога, что достаточно поманить меня пальцем – причем в бессознательном состоянии! – и я готова расстелиться, наплевав на полное неуважение к себе?
Он ведь только что обозвал тебя безмозглой, если ты не заметила, Сафронова. Выставил на посмешище перед всей группой. И будет продолжать высмеивать при каждой возможности и цепляться по каждому поводу, пока я не выйду из себя и не дам ему повод дать мне пинка из университета.
Словно подтверждая мои мысли, Андрей Федорович вновь обратил на меня своё царственное внимание.
– Tell us what you know about the development of the English tenses, Miss Safronova. Unless of course you lived in your fantasy world for the past two days and never had the chance to read the assigned article… [1]