Ахнул, распахивая дверцы, сине-белый «икарус». Бабка, торгующая семечками и сигаретами поштучно, отмахнулась от голубя, пикирующего на добычу, и перевернула свернутый из газеты кулек с арахисом. Воровато оглядевшись, принялась собирать рассыпанное с асфальта. Наверное, потом прдаст кому-то.

А Павлик снова подумал о том, что он дятел. Можно ведь и самому позвонить Вальке, изменить голос, прикинуться кем-то другим. Вот только день рождения справляли далеко от дома, если там что и случилось, в поселке об этом узнают только к вечеру. А сейчас сколько? Он глянул на солнце. Похоже, что начало третьего, хотя…

Павлик скользнул взглядом по молодой женщине в сиреневом спортивном костюме, похожем на костюм космонавта, нашел на ее руке часы, сделал два шага, чтобы оказаться перед ней, и сказал:

— Извините, не подскажете, который час?

Бросив взгляд на запястье, она ответила:

— Двадцать минут пятого.

— Спасибо. А почта тут не подскажете где?

Женщина, даже скорее девушка, попалась общительная, назвала адрес, объяснила, как пройти, а лучше две остановки – вот этим автобусом, потому что почта работает до пяти. Павлик поблагодарил и вскочил на подножку, поднялся в салон и понял, что не знает, как тут платят за проезд. При выходе, что ли? А может, надо было купить билет и закомпостировать? Он взглядом отыскал компостеры, похожие на разинувших пасть роботов с носом-рычагом, а кондуктора, который билеты продавал, не нашел.

И хрен с ним! Если появится злобный потрошитель карманов, классовый враг всех школьников, не беда, людей вон как много, пока дойдет сюда, Павлик выскочит. О приближении кондуктора известила толпа подростков, ломящихся к задней двери, как стая обезьян, спасающаяся от огня. Пришлось выходить вместе с ними и бежать на почту.

Прибыл он туда без пятнадцати пять, перед ним было три человека – старик слюнил конверт, одна тетка получала посылку, вторая отправляла.

— Можно позвонить по межгороду? – обратился Павлик к краснощекой сотруднице, считав ее недовольство, добавил: — Всего пару минут! Пожалуйста. Очень нужно.

— Переговорный пункт – там! – Она кивнула на выход. – Рядом.

Павлик выбежал на улицу, сообразив, что тут все не в одной комнате на почте, как в поселке, а по отдельности, столица ж ведь! Влетел в специальное помещение с кассами и деревянными кабинками вдоль стен, полное ожидающих. Пристроился за смуглым мужчиной в клетчатой кепке и десять раз пожалел, потому что впереди стоящий плохо говорил по-русски и не мог донести, что ему нужно. Ругнувшись, Павлик снова выстоял очередь из трех человек, дал пятитысячную авансом, выслушал кучу претензий и подпер стену, глядя на номерок и навострив уши – его должны были позвать, назвав номерок и кабинку.

Память Павла возмущалась, какой же творится бардак! Как удобно было взять и позвонить с сотового куда угодно. И ведь скоро так будет! Ровно десять лет пройдет, и переговорные пункты канут в прошлое.

Круглые черные часы показывали начало шестого. Если случилось что плохое, в поселке уже должны знать. От дурного предчувствия скрутило живот, Павлик принялся мерять шагами помещение, его затрясло, как узника СИЗО перед оглашением приговора.

Погруженный в мысли, он чуть свою очередь не прозевал, со второго раза только услышал, что объявляют его номер и кабинку номер пять, рванул в пятую, непослушным пальцем принялся крутить диск. Зажмурился, услышав гудки. Дождался щелчка и натянул футболку на нос, чтоб сделать голос неузнаваемым.

— Алло? – проговорила из трубки Валькина мама, она родилась в Киеве, и у нее мягкий украинский акцент.