И снова ком в горле, челюсти невольно сжимаются… Хватит. Нужно выжить и докопаться до истины. Если Павлик опасен, пусть так и скажут, и объяснят почему. Но не у контролеров же спрашивать, которые – безликие функции…

Так. Отвлечься! Павлик посмотрел на Егора, ожидавшего ответа, как охотничья собака в засаде – притаившуюся дичь.

— Ты говорил, что фильм смотрел. Какой?

И снова Егор улыбнулся лишь уголками губ.

— «Беглец». Там Мик Джаггер, ну который из «Роллингов», играет главного злодея. Крутой фильм! Третий раз пересматриваю.

— А он еще и в кино снимается? – удивился Павлик.

— Ага! А саундтрек знаешь, кто написал? Скорпы! Я тащусь от этой песни. И от героя Джаггера.

Павлик смотрел фильм разинув рот и ощущал себя главным героем – Алексом Ферлонгом, потерянным, отчаявшимся. Так срезонировало, что аж слезы навернулись. Этого Ферлонга непонятно зачем выдернули из прошлого в будущее, но не как Павла, а вместе с телом, и теперь он вынужден выживать и докапываться до истины. За его голову предлагают миллионы! Весь город охотится на него. И брат у него тоже есть! Правда предал, сволочь, и продать собрался, да не вышло. А Егор – молодец. Как хорошо, что есть Егор.

Действие фильма происходило в казалось бы далеком 2021 г. Это время видел Павел, но как же все отличалось от фантазий сценариста! Павлик загадал, что если у Ферлонга получится выжить, значит, он тоже вернется домой, а потому сопереживал ему всей душой.

Егор  фильм уже видел, потому то и дело вставлял комментарии о том, как делали спецэффекты, и что за основу сценария взято произведение Шекли «Корпорация бессмертия», но в книге все не так, гораздо, на его взгляд, хуже.

Фильм закончился пятнадцать минут одиннадцатого. Улыбаясь, Павлик пялился в экран. Ферлонг победил, хотя надежды не было! Значит, он тоже прорвется! Обнимется с мамой, пожмет руку деду и подержит на руках племянника, Сергеевича или Сергеевну.

В одиннадцать Егор проводил его на пыльный чердак, сорвал занавешивающую проход паутину, всучил матрас.

— Держи, я за веником.

Минут десять ушло на уборку. От поднятой пыли в носу засвербело, и Павлик расчихался, ткнувшись лицом в матрас – чтоб не шуметь.  Когда пыль осела, подвесив фонарик на один из кабелей, которых тут было несметное множество, Павлик расстелил матрас и улегся, заведя руки за голову. Троюродный брат встал у окна, следил, чтоб родители не нагрянули, и полушепотом говорил, говорил, говорил – грамотно, но нудновато, как с листа читал, и Павлик понимал природу его симпатии: он слишком взрослый для своих лет и, впервые встретив единомышленника, жаждет быть услышанным.

Безэмоциональный голос шелестел, убаюкивая. Если бы не опыт взрослого, Павлик бы зевал и ощущал себя идиотом, а так с удовольствием обсуждал «Хроники Эмбера» и посоветовал почитать Стругацких, которые прошли мимо Егора.

Парень напрягся, прищурился и проговорил:

— О, кажется, мои едут. Все, я побежал. Фонарь оставить?

— Забирай, тут же темно все время. А то еще жильцы заподозрят что и припрутся проверить, не завелись ли бомжи.

Клацнула зарешеченная дверь, донеслись отдаляющиеся шаги, протяжно вздохнул лифт, закрыл створки и сыто заурчал, увозя Егора.

Коридор последнего этажа не освещался, и пару мгновений Павлику казалось, что царит абсолютная темнота, но вскоре он привык к ней, начал отличать паутину от жгутов кабелей, вперился в светлый прямоугольник – отпечатавшихся на стене отблесках ночного города.

Вдалеке шелестел проспект, пахло пылью. На душе было пусто и звонко, как здесь, на чердаке. Еще никогда Павлик так остро не ощущал одиночество. В детстве казалось, что он одинок, потому что никто его не любит и не понимает. Теперь же – потому что его нельзя никому любить, он изгой, отрезанный ломоть.