К слову о Гробе Господнем: отвоевать его у сарацин было, наверно, проще, чем выбивать для этого фильма деньги у банкиров. Самоотверженные воины английские, лукавые французы, всем без разбору недовольные австрийцы, нищие, но благородные шотландцы, маркизы, магистры, карлики, бесчисленные сарацины, мальтийские рыцари, злобные тамплиеры в белых плащах с алым крестом на плече, отшельник, архиепископ и палач, король английский Ричард, свита Ричарда, прекрасные дамы, кони, два здоровенных кобеля – ирландские волкодавы, шуты, монахи, менестрели, полторы сотни декораторов и гримеров – всё это с надеждой взирало на нашу Любу, от которой зависел их стол и дом, благосостояние, крымский портвейн и копченая мойвочка.

Похоже, что деньги для фильма она раздобывала неофициально. Она завораживала чиновников дикими историями, в которых были переплетены ее собственная судьба, судьбы ее никому неведомых близких из Тамбова, прославленных актеров, исторических личностей и просто-напросто вымышленных литературных героев.

На этом скользком пути она порой попадала в передряги, о которых в самой что ни на есть артистической манере звучным своим низким голосом с хрипотцой, рыдая и смеясь, рассказывала всем и каждому.

– Он Ларку отослал и говорит: «Сиди здесь, я сейчас принесу тебе пять миллионов». Ну села и сижу. И вдруг он входит – Вася, ты не поверишь! – я на него смотрю и даже не верю своим глазам – он абсолютно, полностью, совершенно голый!!! Мультимиллиардер! Армянин! Вот такого крошечного роста – мне по грудь! Я ему: «Ангел ты мой! Лапка моя! Куда мы с тобой? В передачу “Вокруг смеха”»? А он – цветы! (Вот эти, ты только понюхай – голландские орхидеи.) Коньяк! (Вот этот, какой мы сейчас с тобой пьем, – чувствуешь, какой аромат?!) Три ящика клубники!.. (Люся, детка, возьми, отнеси папе клубнику!)…У меня нет мужа, Вася, – жаловалась Люба, – у меня есть два человечка – Ричард Львиное Сердце в молодости и Ричард Львиное Сердце в старости перед смертью, я только намекну – они оба – одновременно – будут у моих ног. НО ИХ Я ЛЮБЛЮ! А этот на что мне сдался, моченый груздь? Я говорю ему: «Ангел ты мой! Мне под пятьдесят! У меня маленькая дочка, мать старуха, две сестры, племянник! Что ты себе думаешь? Я совершенно не по этому делу. Я – с папкой для бумаг, вот мои накладные. Да провались эти киношники со своей перловкой и синими котлетами! Не надо мне никаких миллионов!» А он, голый мультимиллиардер, стоит как вкопанный, не пошелохнется. Вася, мне стало плохо с сердцем, меня парализовало!..

– Да что ты, – кричит из соседнего коттеджа ее ассистентка Ларка, – мужика, что ль, голого не видела?

– Я не киношный человек! – с глубоким достоинством отвечает Люба. – Я человек театра. И как со мной обращаются?!

Что интересно, добытые ею миллионы она повсюду таскала с собой в целлофановых сумках – две сумки у нее было, в каждой руке по сумке. В любое время суток ты мог повстречать Любу с этими сумками в темном переулке на узенькой дорожке без всякого телохранителя, хотя обе сумки были абсолютно прозрачные.

– Кому это нужно? – спокойно говорила она. – Тут пять миллионов – украинскими купонами! Сама не знаю, – жаловалась Люба, – что это за нарисованные бумажки и как я буду этими картинками платить людям зарплату?

– Скажи Джигарханяну с Болтневым, – советовал ей Миша, – пускай здесь купят резиновые «вьетнамки», пар по пятьдесят каждый, а в Москве их втридорога продадут!

Кстати о Ричарде Львиное Сердце в молодости – с некоторых пор он тоже зажил у нас в коттедже. Он всегда торопился по утрам и яростно рвался в туалет, так что Мише даже один раз пришлось крикнуть «Занято!». Правда, когда он вышел, был сполна вознагражден тем, что Ричард Львиное Сердце сказал ему «Доброе утро!»