Чудовище повело голыми треугольными ушами, дёрнуло головой, но не оглянулось.

- Ты смотри какой целеустремлённый. Ладно, ведьма, должен же я отблагодарить тебя за вызволение, - шальная тыква с горящими глазами подмигнула и с душераздирающим воплем пошла на таран.

На сей раз чудовище всё-таки обернулось, и я смогла в полной мере разглядеть его необычную внешность. Морда, наполовину заросшая шерстью, словно существо подхватило лишай и потеряло в неравной борьбе с недугом половину шевелюры, здоровенные клыки, глубоко посаженные злые глаза и бугристый тёмный нос с бородавкой, из которой торчали два волоска….

Леший! Только озверевший. Как вчерашний банник. Как там его тыква назвала? Вернувшийся? О таком же вернувшемся сегодня утром говорили Тал и незнакомец. Кажется, это что-то вроде бешенства. И страдает от него нечисть.

Мысли проносились в голове с бешеной скоростью, точно с такой же скоростью менялось и выражение морды спятившего лешего. Если поначалу он выглядел озлобленно-раздражённым, потом удивлённым, что логично – не каждый день тебя таранят призрачные тыквы, то за секунду до столкновения испуганно прижал уши, тонко пискнул и попятился.

Ждать, чем кончится торжественная встреча двух чудовищ, я не стала. Сорвавшись с места, обогнула испуганного возвращенца, подхватила всё ещё прижимавшегося к дереву Михеича, и побежала дальше, не особо разбирая дорогу.

Ветви больно били и цеплялись за одежду, ноги то и дело проваливались в какие-то ямы, но останавливаться я не собиралась - позади раздавались леденящие душу звуки, похожие на смесь воя и рычания.

- Метлу бы тебе, на своих двоих от такого не убежишь, - догнала меня тыква. На роже неизменная улыбка, безумные глаза горят зелёным, с виду никаких повреждений.

- Н-н-на ле-ле-во, - прокричал, заикаясь от тряски домовой.

- Чего?

- Н-на л-лево по-повора-рачивай, говорю.

- Зачем?

- Поворач-чивай!

Я повернула, пробежала несколько метров и очутилась на краю самого настоящего болота. Редкие кряжистые деревца, затянутая чем-то тёмно-зелёным стоячая вода, из которой кое-где торчат пучки травы.

- Предлагаешь самоубиться? - деловито уточнила тыква, подлетая поближе к водянистой жиже. – В смысле, утопиться и не заставлять реликтовую тварь ножки напрягать, да зубки лишний раз нагружать?

- Пусти! – потребовал Михеич.

Пришлось поставить домового на травку.

- Уууууууу, - донеслось из глубины леса.

Спасённый в ответ погрозил неведомой твари кулачком, одернул рубаху, прошёлся пятерней по волосам и деловито огляделся.

- Прости, конечно, но у нас на хвосте … этот как его… возвращенец, так что какого лешего мы сюда примчались?

- Не поминай лишний раз этого мухомора, а то появится, - попросил Михеич.

- Да он и так появится. Это во-первых. А во-вторых, зачем мы здесь?

- Через болото тайной тропкой пройдём, если только ты орать перестанешь и во-он в тех кустиках постоишь маненько.

Домовой был невероятно убедителен и уверен в себе. Наверное, именно поэтому мы с тыквой, не сговариваясь, послушно залегли в кустах.

- У мелкого есть минут пять, - поделилось иномирное создание и с гордостью добавило: - Я ему голову заморочил, не хуже самого лешего.

- А кто такие Вернувшиеся?

- Ха! И это у меня навья тварь, в смысле, ведьма спрашивает?

- Будешь обзываться, укушу. Навья? Подожди, это ты про Навь, Явь и Правь [1]? Это же малонаучная ничем неподтверждённая теория. О ней в приличном обществе и вспоминать непринято. И вообще, при чём здесь я?

- Тссс, - зашипела тыква и указала на болотце, - смотри.

У самой кромки зеленоватой жижи стоял Михеич, в руках он держал букетик пожухлых ромашек вперемешку с васильками и камышом. Борода в кои-то веки не топорщится, непослушные вихры зализаны на бок, даже рубашка каким-то невероятным образом стала чище.