Перевожу взгляд на кучу тряпья, валяющуюся на дороге, перед уродливой машиной, именно той, что перекрыла мое место и понимаю, что из этого вороха недорогой одежды торчат обутые в легкие сапожки, ноги. Белые колготки лишь подчеркивают неидеальности и полноту конечностей. Трогательная белая шапка отброшенная в сторону, вымазана грязью, и кажется оскверненной.

- Я побежала спасать Капитана Америку, Я же супердевочка,- зачастила малышка, поглаживая по голове маленького кабысдоха, у которого кажется уже есть имя. Даже и не понял я кто это – песик, котенок. Потом разберусь, что за блоховозку подобрала моя дочь. Выкину к чертовой бабушке. Только заразы в доме нам не хватало.- А тут... Короче, меня спасла супергероиха. Прилетела прямо, представляешь. У нее были белые крылья и еще она очень сильная. Остановила машину.

Я слушаю дочь, рассеяно рассматривая бледное лицо спасительницы, которую готов на руках переть до больницы. И я ведь видел ее где – то, очень давно. И лицо у нее такое, которые со временем стираются из памяти, и ты не можешь вспомнить, при каких обстоятельствах вы познакомились. Тонкая струйка крови стекает с уголка ее губ, похожих на бледно-розовый бант. Она не красивая, полная, какая – то неухоженная. Но я ее знаю. Такое ощущение, что целую жизнь.

- Макар Семенович, я на секунду отошла за договором,- блеет за спиной чертова дура. – Вы же мне приказали.

- Пошла к черту, — рычу я, падая на колени перед супер-женщиной. Мне страшно. Я хочу, чтобы она ожила. – Уволена.

- Па, ты всех уволил сегодня,- шепчет Маришка, ведя пальчиками по бледной щеке женщины.- Это неправильно. Тетя Мила совсем не виновата. Она работала свою работу.

- Жива,- говорю сам себе и поднимаюсь на ноги.- Скорую вызови, быстро, — приказываю хлюпающей носом Миле. Она тут же бросается исполнять, судя по противно булькающим звукам набора в смартфоне. Народу вокруг толпа. Но отчего – то никто даже не подумал позвонить медикам. Уроды.

- Эй, мужик, эта мразота машину мне помяла, кто будет платить? Жирная лошадь. Вылетела, как будто ей соли на хвост...- молодой щенок надвигается на раненую женщину, и я вижу в его руках монтировку. На глаза падает красная пелена. – Не можете за личинкой своей уследить, не плодитесь. Уроды.

Рука действует отдельно от разума. Я слышу хруст ломающегося хряща, костяшки обжигает болью. Если сейчас меня никто не остановит, я переступлю черту. Я это знаю. Чувствую. Ярость в мозгу сверкает и переливается всеми цветами радуги. Этот подонок, валяющийся сейчас в грязи, судя по одежде и повадкам, обыкновенный мажор. Ему не жалко ни женщину, которая лежит словно сломанная кукла, ни девочку, которая скулит на одной ноте от страха. Папин – мамин сын, воспитанный на жирных сливочках, тряпках из бутиков и уверенности в собственной неприкосновенности.

- Машину пожалел,- улыбаюсь я уголком губ, и понимаю, что выгляжу сейчас как Ганнибал Лектер.- А знаешь, стремная у тебя тачка. Ты же знаешь, дружочек, что тут нельзя гонять на уродливых корытах?

Кивает, глядя расширившимися глазами на монтировку, поднятую мной с земли монтировку. Надо же, он быстро ползает, оказывается. Теряю интерес, и не двигаюсь даже слыша рев мотора. Подонок сбегает, но я его найду.

Тихий стон, полный боли остужает меня. Я с силой бросаю свою оружие в лобовое стекло спортивного седана и теряю интерес к ублюдку. Женщина наконец открывает глаза. Я склоняюсь к ней и едва сдерживаю рык. Она смотрит на меня глазами цвета изумрудов. Невозможными глазами, которых не существует в природе.