В могучем круговороте водные массы твои несут одним странам тепло, дающее им жизнь, от других уносят его и покрывают их льдом. Влагой своей ты оплодотворяешь землю.

Ты способствуешь общению людей, поддерживая связь между побережьями, но часто бываешь и жестоким к людям, властно вторгаясь во весь их жизненный обиход на земле.

На следующий день мы обогнули Стад, где голая твердая скала, словно сжатый кулак самой Норвегии, грозит морской пучине, указывая путь туда, где сыны Норвегии завоевали себе славу.

За Олесунном начался туман.

Кому случалось заблудиться зимой в горах во время тумана, когда лыжи вдруг – не успеет человек спохватиться – грозят увлечь его на край пропасти, тому известно приблизительно, что значит для новичка отважиться плыть ночью в густом тумане по заливу Хустад, пробираясь между сотнями шхер и рифов.

В 3 часа утра меня разбудил Удавес. Он стоял на вахте и понять не мог, где мы находимся.

– Наверху загустело, настоящая каша, – заявил он. Он только что увидел неожиданно, чуть не под носом, веху и какие-то шхеры, так что вынужден был повернуть судно.

По нашим расчетам, мы должны были находиться в проливе прямо перед заливом Хустад; однако земли нигде не было видно. Взяв курс к берегу, чтобы отыскать место для якорной стоянки, мы уловили смутные очертания земли, по которым можно было ориентироваться. И так как туман не рассеивался, оставалось только выйти в открытое море, чтобы попытаться обогнуть все подводные рифы.

Скоро мы перестали различать и землю, и острова, кругом расстилалось лишь море, а над ним держался покров тумана. После четырехчасового плавания мы решили, что мели уже позади, и снова взяли курс к берегу.

Но вдруг услышали грохот прибоя к северо-востоку от нас и повернули туда. Из тумана вынырнули два островка и шхеры; с разных сторон доносился шум бурунов.

Были ли перед нами какие-нибудь из тех шхер, что, по нашим расчетам, должны были остаться далеко позади нас в море?.. Или мы подошли слишком близко к берегу? Стали забирать к северу. Снова услышали рев прибоя и наткнулись на островок. Пожалуй, мы ушли слишком далеко. Поворачиваем поэтому на юг по направлению к берегу.

Долго идем тихим ходом. Стоим на палубе и вглядываемся в толщу тумана. Вдруг Улавес вскрикивает: «Буруны впереди!» – и мы принимаемся лавировать.

Быть может, это шхеры, расположенные к востоку от Квитхольмского маяка, который мы как раз ищем? Но в таком случае на запад от нас должны находиться земля и фьорд.

И вдруг все в один голос:

– Земля на западе!

Но она пока похожа скорее на одинокий островок. И на нем знак, сложенный из камней.

Мы огибаем его мористее и продолжаем идти к югу, разыскивая мыс с маяком, который должен находиться южнее Квитхольма.

Однако мы долго идем полным ходом – дольше, чем следует по нашим расчетам. И ничего кроме тумана. Очевидно, мы попали куда-то в другое место.

Наконец показался мыс! Как раз в нужном направлении.

Вдруг мы различаем высоко в облаках, выше тумана, скалистые вершины… Это – Стемсхестен.

Берег появляется и снова исчезает в серых клубах тумана.

Внезапно из него показывается пароход, пересекает наш курс и вновь пропадает в восточном направлении. Странно: вероятно, это судно уклонилось к югу от фарватера.

В конце концов мы приближаемся к берегу и подходим к мысу, который, стало быть, лежит гораздо южнее Квитхольма.

Рольф вдруг кричит:

– Буруны впереди!

Мы лавируем. Да, в самом деле буруны, а перед ними опять веха. Это уже ни с чем несообразно. У мыса, который мы ищем, не должно быть ни рифов, ни вехи.