В плавании с таким малочисленным экипажем на долю каждого часто приходилось очень много работы, отчего порой бывало и нудно, и трудно. С особой благодарностью следует отметить усердную работу боцмана Улавеса, его самообладание и добросовестность во всех ситуациях, а также веселую расторопность машиниста Якобсена, всегда державшего мотор в полной исправности и преодолевавшего все затруднения, не отказывавшегося, кроме того, от деятельного участия во всякой другой работе.
Сердечной признательности заслуживает Грёндаль за содействие в научных работах и за всегда интересные, содержательные беседы.
Обязан также автор благодарностью профессору Улафу Хольтедалю[8] за богатые сведения о Медвежьем острове и доценту Адольфу Гулю[9] за сообщения о превосходных геологических исследованиях Шпицбергена, произведенных им в последние годы, – отчасти вместе с доцентом Вернером Вереншёльдом.
В заключение – не менее сердечное спасибо Эрику Вереншёльду[10] за его постоянные советы и указания при изготовлении рисунков и фотографий для этой книги.
Люсакер, октябрь 1920 года
Фритьоф Нансен
На север
27 июня 1912 года после полудня мы снялись с якоря у Гамле-Хауген близ Бергена и пошли из Нордс-фьорда к северу. В устье Хьельте-фьорда[11] наши друзья покинули судно и отплыли в моторной лодке Кристиана Микельсена. А мы продолжали свой путь.
По-летнему спокойно дышит вечно изменчивое море. Морские птицы черными точками реют над блестящей морской гладью. Далеко за островками фьорда солнце сверкает в ряби морской, подымаемой ветром. Какой отдых для утомленного мозга!
Но, словно напоминая, что не всюду здесь так спокойно, зеркальные воды там, вдали, вдруг вскидываются пенистыми бурунами над подводным рифом.
Опоясанная голыми шхерами, лежит страна, давшая нам всем здесь жизнь, а нашим мыслям и стремлениям – внутреннее содержание и цель: это наша родина, наш народ.
Снова работает мотор, надуты белые паруса, и мы идем дальше к северу, вдоль все тех же берегов с их обмытыми волнами, истертыми и отшлифованными островками, шхерами и скалами.
Во всякую погоду, в разных настроениях и по разным делам едут этим путем люди, направляясь – кто на север, кто на юг; островки же остаются все такими же голыми, отшлифованными, горные кряжи такими же дикими.
Порой, глядя на них, ощущаешь гнет, как будто еще тяжелей того, который давил и прессовал некогда пласты этих гор; порой же сердцу так легко, как вон той чайке, скользящей над зеркалом моря к западу.
Но как прекрасно и полно мощи это сочетание бесконечного морского горизонта с тысячами низменных островков и шхер, рассыпанных у берегов, на фоне высоких тяжеловесных гор!
И чудится, будто древние, седые горные великаны там, в глубине, в своем тяжелом сверхъестественном упорстве тянутся сотнями корявых узловатых пальцев к юношески-свежему морю; оно же, в своей недосягаемости, только заигрывает со старцами, потягивается, лукавое и нежное, шепчет и лепечет, ластится и жмется светлыми летними вечерами к берегам и с бешеным грохотом бьется о них зимней ночью, сокрушая все на своем пути, швыряет камни величиной с дом, вперемешку с опрокинутыми лодками и кораблями, – словно в кости играет.
И беспрерывно оно гложет, обмывает, истирает оболочку и плоть берегов. Одни голые кости остаются после игры волн и торчат там и сям.
Ты, вечное, беспокойное море, всегда дающее и всегда берущее! Ты, подобно эйнхериям[12] в битве, наносящее удары беспощадной рукой, но способное и приласкать ею так нежно, одарить так щедро!.. Ты, непостижимое!.. Загадки глубин твоих вечно привлекают пытливый ум человека. По преданию, один из величайших людей так долго вглядывался и вдумывался в твои течения в проливе Еврипус