Тот нисколько не смутился: казалось, он даже не слышал её слов.

- Воду в имплювии* давно не меняли – в воздухе запах плесени. – Он остановился посреди атрия; в голосе звучал обидный для Аннии упрёк. – Я, будь моя воля, первым велел бы высечь нерадивого вилика. Да и остальные – куда смотрят?!

Наконец Анния не выдержала:

- С кем имею честь?

Длинноносый в недоумении воззрился на неё, затем перевёл взгляд на Клавдия.

- Я виноват, - наконец вступил в разговор адвокат – курчавый коренастый брюнет. – Я должен был сразу представить тебе моего давнего гостеприимца Цезетия Марулла.

- Цезетий Марулл? – задумчиво проговорила Анния; как она ни пыталась вспомнить – это имя ей ни о чём не говорило.

- Должен разочаровать тебя, высокородная Анния, среди моих предков не было консуляриев. Да-да, род моего отца незнатен, и в наследство я получил не семейные предания о героических подвигах прадедов и не фамильные драгоценности, а всего лишь небольшой клочок земли, обильно политый потом моего отца...

Неизвестно, сколько бы ещё паясничал Марулл, если б снова не вмешался Гай Клавдий.

- Анния, если позволишь, я сразу изложу суть дела, которое привело нас в Приют Сильвана. – С этими словами он сел рядом с Аннией на застланную грубым полотном (дорогие шёлковые покрывала износились, и ныне в доме довольствовались всем простым и дешёвым) скамью. - Дело в том, что я уже не так уверен, как прежде, что Опимия проиграет тяжбу. Оказалось, среди её друзей в Риме много влиятельных деловых людей да и средств у неё больше. Понимаешь, Анния, для этой тяжбы нужны немалые деньги, а их у тебя нет – придётся залезать в долги...

- Но дело ведь не безнадёжно?

- У всякой надежды есть своя цена.

Клавдий умолк и пристально взглянул Аннии в глаза, будто ожидая от неё чего-то.

- Говори же, я готова выслушать любое твоё предложение! - сказала она, поняв его намёк.

- Цезетий Марулл, мой добрый друг, из скромности не рассказал тебе о том, как жалкий клочок земли его отца за несколько лет превратился – благодаря его умению и трудолюбию – в латифундию в тысяча двести югеров. – Клавдий снова выдержал паузу, значительно глядя на Аннию.

Несомненно, сказанное им должно было произвести на неё огромное впечатление, вызвать у неё если не восхищение, то хотя бы удивление. Однако Анния обратила внимание только на слово «скромность» - это, как ей казалось, было вовсе не в характере Марулла.

Для чего он так расхваливает этого невежу? – с недоумением подумала она, бросив на адвоката косой взгляд.

А Гай Клавдий между тем продолжал:

- Цезетий был виликом у самых известных сицилийских латифундистов...

- Виликом? – Анния решила, что ослышалась.

- Да! И знаешь, разница между виликом-свободнорождённым и виликом-рабом весьма значительна... Но разговор не об этом. Цезетий прошёл практику в крупных доходных имениях – так что он имеет представление о том, как нужно вести хозяйство.

- Ты хотел бы предложить мне свои услуги? – Анния повернулась лицом к Маруллу; её тон был иронично-надменным. – Но мне не нужен вилик: Ветурий – мой раб – справляется со своими обязанностями...

- Я бы на твоём месте не был так в этом уверен, - перебил её Марулл. – И не доверял бы вилику-рабу, не зная наверняка, не обманывает ли он, не укрывает ли доходы, обкрадывая своего господина. И разве не его вина в том, что Приют Сильвана ныне в столь бедственном и унизительном положении?

Судя по выражению его лица и тону, каким он говорил, хозяйственные затруднения Аннии представляли для него какую-то выгоду.

- В том, что для Приюта Сильвана наступили не лучшие времена, виноват вовсе не вилик! Напротив, если бы не Ветурий, всё было бы гораздо хуже... У меня денежные трудности и многие другие неприятности – и это из-за Опимии с её затеей во что бы то ни стало отобрать у меня виллу... из-за Опимии, понятно? Из-за её страсти к сутяжничеству, из-за обуявшей её алчности... – Анния перевела дыхание, понемногу успокоилась. – Итак, Клавдий, каково же твоё предложение?