— Рубашка, — даю себе установку не нервничать и держать оборону.

— Хорошо. Перефразирую. Что моя рубашка делает в твоих руках?

— Прекрасно себя чувствует, — награждаю Богдана своей фирменной улыбкой. — Я подумала нам потребуется одежда в одном стиле для встречи твоих инвесторов. Вот изучаю, чем ты располагаешь, возможно нужны будут переделки в одежде девочек, и даже …

— Никаких даже… — хрипло проговаривает Горский. — Даже не вздумай, мелкая пакостница, лезть в мой гардероб. Здесь три цены от моей машины. А в пожизненные рабыни вашу троицу я даже себе в кошмарном сне не хочу представлять!

— У нас договор на неделю, — напоминаю рассвирепевшему будущему фиктивному мужу.

— Это как пойдет… Поэтому сама понимаешь, мне бы это выдержать. И больше… больше никогда вас не видеть и не слышать!

— Лучше бы за языком следил. В какую минуту скажешь...

— Нет, — с ужасом на меня смотрит Богдан. — Только не говори, что ты веришь в приметы?

— Я не верю в приметы, но они составляют часть нашей жизни, моя мама…

И тут Горскому совсем плохо становится.

— Еще и мама.

— Мама бы тебя убила за подобные высказывания в адрес своих внучек и дочери.

— Хорошо, что мы фиктивная семья, — нервно проговаривает Богдан и с силой забирает свою рубашку из моих рук.

***

«Ну и пожалуйста!» — смотрю вслед невыносимому муженьку. «Подавись!»

Не сильно мне и хотелось портить его белые воротнички. А сейчас так и вовсе желание пропадает.

Богдан ставит меня в игнор. Раздевается, тут же, особо не стесняясь. Хотя он делает это неловко, и явно у него не все получается. Потому что каждый раз с невозмутимым видом Горский прихватывается за свою несчастную поясницу. Но как бы ему не было больно и трудно, муженек старается не подавать вида.

Я наблюдаю. Не без интереса. Потому что… в своих мечтах я много раз представляла Богдана вот так… Обнаженным и разгоряченным.

Настька иногда делилась со мной своим любовным опытом и похождениями. Горский не стал исключением.

Сестра даже показывала его фото. Спящего. Заинтересованного, когда он читает новостную ленту в своем планшете. И после душа тоже, с одним полотенцем накрученным поверх его бедер.

Для чего Настька делилась со мной, несмышленышем, подобной информацией — я до сих пор не понимаю. Оставляю это на откуп старшей сестры. И даже сейчас нахожусь в растерянности. Она всегда для меня была примером, но ее поступок с девочками перечеркнул все то хорошее, что было, между нами, с самого детства.

Скрещиваю руки на груди. Стараюсь не пускать рвущиеся чувства к Богдану наружу, потому что моя затаенная обида гораздо больше и это забирает много душевных сил.

А Горский ничего, не мучается никакими угрызениями совести. Живет, ест, пьет, и даже позволяет себе болеть. Не зная ничего о двух дочках. Мужчина прет в душ, как ледокол в ледниках. Снова не оглядываясь.

А я только и успеваю что ртом хватать воздух. От возмущения, дикого непонимания и кажется легко возбуждения.

От последнего меня просто выносит. Основательно так. Что мне даже кажется еще одно мгновение и я просто руху от переизбытка чувств.

Горский везде. В моих мыслях, в одной комнате, и даже здесь, в его гардеробной, я слышу тонкий и ненавязчивый запах его парфюма. Может это и не духи, а просто отдушка для гардеробной, но все-таки, ощущаю себя потерянной.

— Или присоединяйся, или перестань сверлить мою спину взглядом, — небрежно бросает Богдан и останавливается у двери ведущей в ванную комнату.

А я ведь не на спину ему смотрю… Мой взгляд по-собственнически прилип к его заднице.

Какой ужас? Неужели это действительно я сейчас? Вот так бесстыже пялюсь на голого мужика?!