— Макова, ты что это специально?

И вот тут я обижаюсь. Мы практически уже муж и жена, даже с ребенком, а он фамильничает.

— Я не понимаю, почему вместо благодарности…

— Технику можно купить новую, а жесткий диск с важными документами и информацией не всегда можно спасти.

***

Извиняться я не собираюсь, потому что не люблю такие наезды, и Ржевский в этом не исключение.

Я подхожу к няне и забираю Зайчика, наверное, это единственный мужчина в моей жизни, который не испытывает раздражения от меня.

— Я могу сама его уложить, — недовольно бурчит Вероника Николаевна, а мне все равно на ее мнение.

— Владислава, — доносится новое недовольное от Максима в спину, — ты уходишь?

— Естественно. В моей жизни стало слишком много экстрима, отдыхать нужно хотя бы иногда.

Судя по соглашению с Ржевским, следующая неделя предстоит жесткой и весьма выматывающей. Запись в школу родителей, сбор документов, медицинская комиссия… И это лишь часть того ада, на который я подписалась добровольно. Ну, практически…

Но Зайчик заслуживает иметь семью, и раз Максим его ближайший родственник, то почему бы не сделать доброе дело? Для них двоих, хотя я иногда сомневаюсь, что Ржевский жаждет добрых дел.

И, конечно, я на это иду еще из-за мамы. Я не могу допустить, чтобы ее не прооперировали.

Я иду в детскую комнату, пробую Мирона положить в кроватку, но этот лучезарный беззубый затейник даже и не собирается укладываться.

— Не стойте у кроватки. Ребенок не должен привыкать к присутствию взрослых, — выдает заученную и сухую фразу няня.

И в этот момент мне становится страшно.

— То есть вы никогда с ним не находитесь рядом?

— Нет. Это заведомо провальные действия. Ребенку нужна жесткая дисциплина и жизнь по режиму. Тогда из них получаются достойные люди, и им не грозит тюрьма.

Я часто моргаю от подобной услышанной дикости от этой профессионалки. Меня коробит в ее мыслях каждое слово, вызывая настоящую бурю чувств и эмоций.

— Любовь. Детям всегда нужна любовь и наше присутствие в их жизни. Небезразличие.

Невольно вспоминаю свое детство, когда мама всегда была рядом. Я не была неудобной, и только в самых необходимых моментах мы разлучались. Но я всегда знала, что это вынужденная мера, просто время было такое. А сейчас…

Я смотрю на эту неприветливую женщину и теряюсь в догадках, чем руководствовался Ржевский, нанимая такой черствый сухарь для своего будущего сына.

Мужчины… одним словом.

Мне наплевать, что эта мегера исходит желчью. Я нависаю над малышом и улыбаюсь ему в ответ.

— Ты знаешь, что каждому ребенку положен свой ангел? — спрашиваю Мирона и провожу аккуратно пальцем по крохотному носику, а затем вырисовываю невидимый вензель, касаясь осторожно маленьких бровей по форме остроконечной крыши дома.

Зайчик в удовольствии зажмуривается, и мне на мгновение кажется, что он одаривает меня одной из самых замечательных улыбок на всем белом свете.

— Вы делаете этим только хуже, — не сдается Вероника Николаевна.

И тут я не выдерживаю:

— На этой неделе мы официально зарегистрируем брак с Максимом. И в этом доме появится не только хозяйка, но и мама для Мирона.

Да! Меня несет, и, возможно, я слишком много беру на себя, не задумываясь о последствиях. Но мои чувства, они настоящие, я так чувствую.

Наши взгляды скрещиваются. Женщина мечет в меня молнии, я же с достоинством держусь, не позволяя себе даже моргнуть. Такая зрительная дуэль заканчивается поражением Вероники Николаевны. Няня первая отводит свой взгляд.

— Он не игрушка. Вы задумывались, что будет с ним, если вы разойдетесь? Как он будет справляться без вас?