Выпрямившись, он с силой швырнул его в стену. Послышался звон разбитого стекла, и осколки брызнули во все стороны. Ворвался испуганный адъютант.

- Карету мне! - еле вымолвил бледный Николай.

* * *

14 декабря 1825 года. Оренбург.

Во дворце генерал-губернатора Петра Кирилловича Эссена проходили именины его дочери Александры.

Кареты уже не подкатывали к центральному входу, а выстроились вдоль всего дворцового здания перед спуском к реке Урал. Площадь была освещена факелами и фонарями самих экипажей.

Мело. Погода не баловала, но в зале второго этажа с большими окнами, гремел оркестр, и было светло и жарко. Тысячи свечей освещали несколько сотен гостей, среди которых мелькали военные мундиры, фраки и женские наряды, по последней французской моде с оголенными плечами и высокими прическами. Драгоценности не уступали огню свечей и переливались радужными искрами на шеях молодых и пожилых дам, желающих показать всем свои богатства и значимость рода. В центре зала кружились пары в новомодном танце Европы – вальсе. По сторонам стояли и сидели важные сановники и военные со своими женами и детьми. Шли оживленные разговоры о столичных неурядицах во власти, местные сплетни, легкий треп о погоде, скором Рождестве и будущих балах.

Сегодня же бал был не только для именинницы, но и для тех, кого впервые представляли свету – молодых людей состоятельных семей. И среди них была дочь майора от инфантерии Романовского Дмитрия Алексеевича - Дарья Дмитриевна, девица шестнадцати лет, впервые попавшая на губернаторский бал и впервые вышедшая в свет. Эта зеленоглазая шатенка, выше среднего роста, с осанкой королевы, прищурившись, осматривала ближайшее окружение. Держа под руку отца, она ловила на себе взгляды не только молодых людей, но и пожилых мужчин и ей это нравилось. Несмотря на свои столь юные годы, она осознавала не только свою красоту, но и свою незавидную долю бесприданницы. Ее отец, инженер артиллерист был из обедневшего дворянского рода, а мать свою она не знала вовсе. Та умерла родами, производя ее на свет. Отец долго горевал, но так и не женился повторно, посвятив дочери свою жизнь. Он в ней души не чаял, приглашал самых лучших учителей и нянек, одевал по последней моде и учил всем премудростям жизни. Красотой и статью Дарья пошла в мать, умом в отца. Это страшное сочетание в женском образе должно было сразить не одно мужское сердце, и битва за оренбургскую красавицу началась 14 декабря в зале дворца губернатора Эссена.

Ее танцевальная книжка была заполнена мгновенно, как только майор Романовский подвел свою спутницу к его близким знакомцам, присутствовавшим в этом зале. Показывая свою дочь, Дмитрий Алексеевич был горд, представляя ее юным мужчинам своего полка, а также ближнему окружению генерал-губернатора.

Дарья Дмитриевна не стояла, она танцевала и танцевала. Ее белое платье мелькало среди цветных нарядов дам и кавалеров. Ее лицо освещенное свечами, румянилось от оживления, глаза горели зеленым огнем гордости и достоинства, ее амбиции были удовлетворены, недаром много дней и месяцев перед этим вечером, она штудировала этикет придворных балов и поведения впервые представленных на них барышень. Она с честью выходила из всех словесных баталий с партнерами и танцами ныне всех известных и ей и танцорам.

Отец не сводил с нее глаз.

- Как же она похожа на свою мать, - вздыхал он, приглядывая за своей Дашуткой, как любовно называл ее дома. - Та же стать, та же красота. Все же чувствуется вельможная кровь предков, - вздыхал он, потягивая лафит из бокала, поданного его близким другом и соратником полковником, бароном Виктором Ивановичем фон Оттовичем. Тот, склоняясь к плечу майора, говорил отцу комплементы к его дочери. Он уже танцевал с Дарьей и ожидал вновь своей очереди. Девушка поразила в самое сердце этого военного и командира артиллеристского полка, расквартированного под Оренбургом, где и служил ее отец. Он был знаком с ним давно, но никак не мог понять, почему ему не показалась Дарья в нечастые встречи в их доме.