И потому, когда из тени шпалерника появилась бесформенная фигура в плаще с гербом герцогства Корнуолльского, Анна не чувствовала беспокойства — только смутное удовлетворение от того, что её мысли обретают плоть.

— Ваша милость, — появившийся юноша глубоко поклонился.

Анна внимательно рассматривала его, и не думая отвечать на приветствие.

У Мишель — а это была она — были рыжие волосы, достигавшие плеч, которые никому не позволили бы догадаться о её знатном происхождении. Как и Анна, она не носила парика, и так же, как Анна, обладала бледно-голубыми, свойственными коренным жителям Кариона глазами. Она была так же невысока ростом, но держалась гордо, и чем больше Анна находила в ней сходства с собой, тем большую неприязнь испытывала к незнакомке.

— Я не принимаю после трёх, — сказала баронесса сухо. Это было правдой. Анну часто тревожили с вопросами, которые следовало задать самому королю, но которые Генрих вряд ли стал бы выслушивать от чужих людей. Анна считала разумным уделять часть дня общению с этими людьми, не испытывавшими ни грана симпатии к ней лично, но изо всех сил старавшимися изобразить его на своих алчных лицах. И всё же после трёх она не принимала, потому как общение с несимпатичными ей людьми после обеда плохо сказывалось на её пищеварении.

— Как жаль, миледи… Мой герцог рассчитывал, что вы сделаете для него исключение.

— Герцог Корнуолльский? — Анна прищурилась. — Вот уж не думала, что у него могут быть ко мне дела. Не так давно мне показалось, что он предпочитает решать свои проблемы лично с монархом.

— Мой герцог предпочитает решать свои проблемы без участия монарха. А вот с вами он бы их с радостью обсудил.

Анна поднесла к губам чашку, с удовольствием наблюдая, как гость дёргается и с опаской поглядывает на аллею, откуда, как обе они понимали, за Анной наблюдали люди короля.

— Что же это могут быть за проблемы, ради которых ваш герцог позволил себе рискнуть своим и моим здоровьем?

Мишель рывком вытащила из-за пояса письмо в конверте, запечатанном незнакомой печатью. Рассмотрев и запомнив красовавшийся на ней знак — орла, с открытым в крике клювом — Анна сломала печать и пробежалась глазами по письму. Виктор, герцог Корнуолльский, приглашал Анну на торжество в честь окончания зимы.

Анна подняла брови и посмотрела на Мишель.

— Вы в своём уме?

— Ваши предположения оскорбительны, — Мишель, впрочем, ничуть не оскорбилась и даже усмехнулась в ответ.

— Как по вашим представлениям я отлучусь из дворца на три дня? Если ваш герцог хочет со мной поговорить, пусть соизволит явиться сам.

— Мой герцог полагает, что куда безопаснее для вас обоих встретиться в его резиденции. Уверен, вы и сами это понимаете.

Анна фыркнула.

— Вы говорите и ведёте себя так, будто это у меня есть проблемы, требующие участия в моей жизни Виктора. Но пока что всё наоборот. И если он хочет со мной увидеться, ему придётся прийти самому — и тогда, когда я буду готова его принять.

— Баронесса, вы не совсем понимаете, о ком идёт речь. Мой герцог встречается с теми, с кем пожелает, и тогда, когда пожелает он.

— Я за него рада. Пусть продолжает с ними встречаться. А мой распорядок подобных встреч не предусматривает. Шей, будь добра, убери, — кликнула она служанку, уже вставая, и миловидная девушка в зелёном платье принялась собирать посуду на большой серебряный поднос.

— Баронесса, вы ведёте себя опрометчиво, — сообщила Мишель, но Анне вдруг стало весело при виде её полного злости взгляда.

— Вы последний, кто будет оценивать моё поведение, — сообщила она и, одёрнув манжеты, двинулась в сторону дворца.