– Вечером молодёжь, а утром не найдёшь. Не вскакивай. Я позавтракал каким-то йогуртом из холодильника, сахар не рухнет. А на работу тебе не нужно. По крайней мере, на эту работу. А в любое другое медицинское учреждение нашего славного города тебя возьмут с огромным удовольствием.

Сашка садится на постели, решительно ничего не понимая.

Всеволод Алексеевич демонстрирует ей смартфон, который держит в руках:

– У меня осталось много друзей, Сашенька. В том числе в Министерстве здравоохранения. И в других интересных структурах. Знаешь, сколько я для них пел? И далеко не только в Кремлёвском дворце на официальных праздниках. Многие из них рады сделать мне маленькое одолжение. Так-так, ну что это опять такое? Ты каждый день реветь собралась? Правда, что ли, ПМС?!

***

Два дня абсолютно благостных. Сашка так рада побыть дома, не думая о том, что надо куда-то идти, что надо оставлять его одного. И не нужно общаться с чужими людьми. С каждым годом общение для неё всё сложнее. Мир замкнулся на нём, и её это полностью устраивает. Если бы можно было лечить людей, не разговаривая с ними. И тем более не общаясь с коллегами…

Она хорошо знает, что за одним приступом часто следует второй, поэтому старается держать Туманова в поле зрения, ходит по пятам. И он знает, но не раздражается. Дни стоят невероятно тёплые, буквально за одну ночь зацвели яблони, вишня тоже в цвету. Всеволод Алексеевич решил облагородить клумбу. Просто тюльпаны и нарциссы кажутся ему скучными, он задумал какую-то альпийскую горку с миниатюрами. В качестве миниатюр выступают керамический домик-фонтанчик и полуразбитая амфора с претензией на Древнюю Грецию. И то и другое он присмотрел в небольшом магазинчике садового декора через три улицы. Так что дел у них с Сашкой невпроворот: сходить в магазинчик, приобрести всё необходимое, включая мешок удобренной земли (сам тащил домой, Сашке не позволил), луковицы и семена новых цветов. И ещё кучу фонариков на солнечных батареях, которые должны довершить композицию.

Потом наступает самая интересная, творческая часть. На корточках он сидеть не может, стоять на коленях тем более. Приспособили низкий пенёк, который перекатывают по участку по мере необходимости. И вот сидит он на пеньке, склонившись с совком над своим творением, красоту наводит. Сашка не вмешивается, она в декоре не понимает ровным счётом ничего. Её дело посматривать одним глазом, а скорее, прислушиваться, делая вид, что она полностью поглощена книгой. Книга и впрямь хороша, следом за автором Сашка путешествует по фэнтезийным мирам. Раньше хотелось историй про любовь, а теперь тянет на сказки, где есть волшебные исцеляющие зелья и вечная или хотя бы очень долгая жизнь.

Резкий кашель вырывает её из уютного мира магов и чародеев. Сашка вскакивает, роняя книгу. Туманов сипит, тщетно пытаясь сделать глубокий вдох, заходится кашлем, давится. Вторая волна, как по учебнику.

– Тихо, тихо, спокойно!

Сколько лет у него астма, и всё равно он пугается во время каждого приступа. Глаза огромные, растерянные, руки ледяные, пульс бешеный. И резкий скачок сахара тоже обеспечен. Все «радости» сразу. Тщетно она пытается приучить его к мысли, что всё под контролем, что он не задохнётся. Инстинкт. Организму не хватает кислорода, он в панике выбрасывает гормон стресса. И никакие её увещевания тут не помогут.

Всё повторяется по избитой схеме. Шприц с лекарством, только за ним приходится бежать в дом, оставляя Всеволода Алексеевича на несколько секунд одного, что им воспринимается как катастрофа, поиск вены, укол. Мелькает мысль, что в Москве никто бы не церемонился, давно всобачили ему постоянный катетер и не мучились. Он бы мучился. Сашка иногда пытается представить, что было бы, не реши он тогда бросить всё: сцену, работу, любимый город, друзей, жену, в конце концов, и не явись к ней. Где бы сейчас, спустя несколько лет, оказался? Расщедрилась бы Зарина на элитный дом престарелых… или как там они в Москве называются? Или просто дождалась бы, пока очередной приступ не добил бы его в собственной постели? В его случае это так просто.