А с наступлением сумерек, когда пошла выкурить традиционную сигарету, накрыло. И теперь Сашка сидит на крыльце и ревёт, зная, что никто её не видит. Её первая школьная учительница, незабвенная Галина Сергеевна, говорила, что плакать можно только дома в туалете. И обязательно за собой смывать.

Сашка и сама не знает, что стало последней каплей. Наверное, слова про внешний вид. Господи, ей почти сорок лет. Она отличный специалист, к которому бегут в самых трудных случаях. Неужели так важно, какой длины у неё волосы и ногти? Красит ли она и то, и другое? Носит ли юбки и каблуки? Сколько ещё ей будут тыкать в нос этими идиотскими стандартами? Школа, одноклассники, мама. Потом короткая передышка на университет, там каблуки были не в чести, а на маникюр ни у кого не оставалось сил и времени. Дальше она помнит только бесконечную работу, смены, смены, ночные дежурства, ветеранов в военном госпитале. И среди них, раз в полгода, в год – его концерты. И возвращение отвратительного чувства собственной неполноценности, когда и в зале, и на сцене нарядные дивы в платьях. И ведь могла купить себе платье, не такая уж великая ценность. Но чувствовала в нём себя идиоткой. Вроде не кривая, не горбатая, не страшнее всех. Но что-то чужеродное было для неё в женских нарядах, и смотрелись они на ней как на корове седло. И, нарядившись однажды, ещё на пару лет бросала эту дурную затею, возвращаясь к привычным джинсам и футболкам. Тем обиднее оказались сегодняшние слова заведующей. Как будто перечеркнули все годы учёбы, практики, работы, весь накопленный опыт и профессионализм.

Сашка не слышит шагов. Он опять подплыл, а не подошёл. Он долго стоит у неё за спиной, оценивает ситуацию. А потом кладёт тёплую руку на её плечо:

– Кто тебя, девочка, обидел?

Сашка вздрагивает. Судорожно пытается привести лицо в порядок, но куда там.

– Я обидел?

Сашка мотает головой. Ещё не хватало. Он не убирает руку и явно ждёт ответа.

– Не обращайте внимания, Всеволод Алексеевич, – выдавливает Сашка. – Просто ПМС.

Спохватывается, что ему такой ответ не очень понятен.

– Ну, в некоторые дни женщин просто так накрывает и…

– Сашенька, я давно живу на свете. И большую часть жизни в окружении женщин. Я знаю, о чём ты говоришь. Только на тебя это не похоже. – Не без труда, держась за перила, он усаживается рядом с ней: – Рассказывай.

Ещё не хватало на него свои проблемы выливать. Но он вдруг, не спрашивая позволения, обнимает её за плечи, прижимая к себе. Сашка цепенеет, но сопротивляться не может. Столько лет прошло, а рядом с ним она всё та же змея во власти факира. Захоти он вдруг её придушить, она даже не пикнет.

– У тебя проблемы из-за меня?

В этой фразе весь Туманов. Господин Народный артист, центр Вселенной. Других вариантов у него и быть не может. Он феерический эгоист и в то же время феерический эмпат. Его невозможно обмануть, ему нельзя соврать, он почувствует. Но Сашка не знает ответа. Из-за него у неё проблемы или из-за себя самой?

– Я уволилась, Всеволод Алексеевич. Или меня уволили. Я даже не поняла.

– Тебя уволили? Такого прекрасного специалиста?

А это комплимент с его стороны. И Сашке приятно. Когда-то его признание было её главной целью. Что она только ни делала: таскала самые большие букеты на его выступления, вела его сайт, добывая для последнего самые редкие записи, и училась, училась, училась. И она его в итоге получила, впервые вытащив Туманова из астматического статуса. И каждый раз, когда он ночью хватается за её руку, твёрдо зная, что вот теперь, когда дозвался, когда она появилась, всё будет хорошо, Сашка хотя бы себя не ненавидит. Недолгое время, примерно до утра.