– А если я скажу, что я не могу этого видеть?

Такой ответ Дарью устраивал больше.

– И почему же?

– Понятия не имею. Я вижу историю вещи, вижу призрака, но дальше – серая пелена.

– Даже для вас? – переспросила Дарья.

– Даже для меня. Но это не демон, это врожденный дар колдовства, вроде того, что был у вас. Я не смогу выследить его хозяина.

Дарья, возможно, смогла бы, будь у нее ее истинный дар. Когда все закончится, надо серьезно поговорить об этом с Гермесом. В конце концов, в его же интересах, чтобы они могли быстрее ловить для него всякую нечисть. Она снова внимательно посмотрела на портсигар.

– А почему орел-то мертвый? – вдруг спросила она.

– Что? – не понял де Торквемада.

Запах серы уже исчез, и истинная сущность Великого Инквизитора тоже стерлась – теперь даже при желании никакого монаха разглядеть было невозможно.

– Я говорю, почему он шептал о мертвом орле, – Дарья наклонилась над портсигаром. – Здесь изображен вполне себе нормальный живой орел, ну разве что нарисованный. Но он точно не мертвый. А этот Игнатов говорил о мертвом орле. Он повторял: «Орел. Мертвый орел». Нужно узнать, что именно он имел в виду, возможно, тогда мы приблизимся к тому, кто такого тут наколдовал.

Де Торквемада некоторое время молчал.

– Предположим. Но тогда призрак нужно упокоить.

– Ваш духовный сан с вас так никто и не сложил, – пожала плечами Салтыкова.

И это было чистой правдой. Хоть Великий Инквизитор Томас де Торквемада и обвинялся в массовых убийствах, но никто и никогда не лишал его монашеского звания и не отлучал от церкви. Возможно, потому что де Торквемаду Великим Инквизитором назначил лично Папа Римский Сикст IV.

– Никогда этим не занимался.

– Это несложно. Просто прочтите над ним пару молитв, и наш дорогой Анатолий Сергеевич Игнатов обретет дар речи и сообщит все необходимое, а потом покинет этот бренный мир.

– Призраки ненадежны, Дария, – возразил де Торквемада. – Необязательно, что он захочет что-то рассказывать.

– Еще как захочет, иначе не искал бы столько лет мертвого орла.

Де Торквемада снова задумчиво посмотрел на портсигар.

– Ладно, я могу вызвать призрак сюда через этот портсигар, так что встречаться с сумасшедшей Сериковой нам больше не понадобится.

– С сумасшедшей? – Дарья подняла портсигар с пола, подбросила его в воздух и поймала. – Я думала, у вас с ней полное взаимопонимание.

– Вы слишком впечатлены вашими ночными прогулками.

– Вы о чем?

– О том, куда вы отправились, когда я вернул вам дар.

– Ах это… – Салтыкова усмехнулась. – Ревнуете?

– Нет, – ответил де Торквемада, – но вы вернулись уж чересчур счастливой.

– У меня была очень важная встреча, – ответила Салтыкова.

– Я так понимаю, все прошло удачно.

В ту ночь, исчезнув из своей квартиры, Дарья Николаевна Салтыкова почти сразу же оказалась на кладбище Донского монастыря11. Непростое место – это кладбище. Это не такое кладбище, к которому привык обычный человек, с ровными рядами могил и крестами. О нет! Такое ощущение, что надгробья свалены здесь в кучу бессистемно, а под тяжестью многих камней и многих имен покоится один единственный несчастный мертвец. Впрочем, так оно и есть. Кладбище Донского монастыря – почти единственное дворянское кладбище в Москве, которое избежало уничтожения во времена Советской власти, сюда же свозили надгробные камни с подлежащих уничтожению кладбищ Москвы и Подмосковья. Появившаяся среди могил Салтыкова смотрелась здесь как какой-нибудь персонаж любимого детища Гермеса, шоу «Сверхнатуральное» – узкие черные брюки, черная рубашка, черная кожаная куртка. В свете луны ее лицо казалось мертвенно бледным. И правда как какой-нибудь там экстрасенс Салтыкова пошла напролом через кладбище, иногда просто перешагивая через надгробные камни, как будто бы точно знала, куда она идет. Вдруг она остановилась, наклонилась над каменным крестом, на мгновенье замерла, а потом начала ожесточенно оттирать его рукавом кожаной куртки. Куртка, конечно же, после такого была безнадежно испорчена, но Дарье Николаевне, кажется, на это было наплевать. Закончив оттирать памятник, она расчистила листья с небольшого, всего-то сантиметров в тридцать, пространства перед крестом все с тем же остервенением. Наконец, Дарья Николаевна остановилась и посмотрела на землю, под которой был уже давно истлевший гроб с давно истлевшим мертвым телом.