– Зато отбирать дар вы можете совершенно безвозмездно.

– Таковы правила, – повторил де Торквемада.

Он уже допил кофе, Дарья Николаевна к своему чаю даже не притронулась.

– Ну и в чем будет состоять наша сделка?

Беспокойство Дарьи Николаевны было вполне объяснимо. Дело в том, что некие Генрих Крамер и Якоб Шпренгер, к слову большие поклонники исторической деятельности Томаса Ивановича, написали в конце пятнадцатого века трактат под названием «Молот ведьм». На момент написания этого трактата вдохновитель авторов Томас де Торквемада был еще вполне себе жив, но уже отрешился от мира в монастыре Фомы Аквинского в Авиле10, так что чести ознакомиться с данным сочинением не имел. Однако, это не умаляло того факта, что «Молот ведьм» при всей низкой квалификации Крамера и Шпренгера как инквизиторов с течением времени превратился чуть ли не в главный источник знаний о демонологии. И это было настоящей трагедией, потому что что Крамер, что Шпренгер явно имели проблемы с женщинами, от всей души их ненавидели и все общение ведьм и демонов предполагали исключительно посредством непосредственной близости. Кстати, в какой-то степени именно этот трактат века спустя определит странные представления Ксении Андреевны Сериковой о том, что демоны в обязательном порядке должны заниматься любовью с женщинами, в домах которых обитают.

Но вернемся к Дарье Николаевне Салтыковой. Не то, чтобы она при своей богатой биографии испытывала робость перед близкими отношениями, просто в «Сапфире» произошли еще кое-какие события, помимо изгнания ведьмы и открытия прохода в ад, и Томас Иванович после этих событий выглядел не то, чтобы принцем на белом коне. Проще говоря, он выглядел козлом.

– Давайте остановимся на том, что вы будете должны мне одно мое желание.

Салтыкова иронично посмотрела на него.

– А чего не три?

– Можете и три. Не откажусь.

– Да нет уж, одно как-то более обнадеживающе звучит.

– Тогда договорились?

– Договорились.

Яркая вспышка, дым, запах серы…

– Только имейте в виду, Дария, единственный демон, которого вы можете теперь вызывать – это я.

Кажется, она не услышала де Торквемаду. Для Салтыковой мир снова стал цветным, ярким, наполненным запахами, звуками, эмоциями. Дарья Николаевна встала, подошла к окну, посмотрела на полную луну. Луна была не просто желтой – по луне скользила радуга.

– Да на кой ляд мне демон, – усмехнулась Салтыкова.

И исчезла.

Москва, наши дни

– Очень жаль, что вы меня не слушали, – заметил де Торквемада.

Наслушалась уже, подумала про себя Салтыкова. Она скрестила руки на груди.

– Как же там без вас гражданка Серикова пылесос-то на антресоли затолкает?

– Ревнуете? – уголки губ де Торквемады чуть дрогнули.

Все мужики одинаковые – только о себе и думают.

– За пылесос беспокоюсь, – отрезала Салтыкова, – почти антиквариат, представляет историческую ценность.

– Впрочем, как и этот портсигар, – носком начищенного до блеска ботинка де Торквемада пододвинул портсигар к Салтыковой.

– Ну, излагайте тогда, раз уж явились.

– Хозяин, тот самый призрак, сдал этот портсигар в комиссионку, его купили родители Ксении Сериковой, но ее отец через несколько месяцев бросил курить, так что портсигар сначала лежал где-то без дела, а потом просто затерялся.

– А почему призрак так к ней привязан? – с сомнением спросила Салтыкова.

– Он привязан не вещью, Дария, он привязан каким-то человеком или существом.

– И кто этот человек? Или что это за существо? Почему вы не можете ответить на этот вопрос?

Дарья специально его доводила, и надо сказать, добилась своего. Де Торквемада вытянулся, и сквозь него как будто бы проступил другой образ – худощавый старик в рясе. Это тоже был Томас де Торквемада только настоящий, тот, которого когда-то в Авиле навестил Гермес Трисмегист. И, конечно же, в воздухе чувствовался непременный атрибут демона – запах серы.