– Поцелуй меня, Ромашка моя. – В его голосе слышался стон, почти мольба о том, чего он желал больше всего на свете и, не скрываясь, показывал мне это.

И я потянулась, сама вперед подалась и коснулась его губ своими, совсем так, как делал он. Первый раз едва-едва, нежно… и отстранилась, чтобы подразнить нас обоих. Рома алчно потянулся за мной, резко сжав ладони на моей заднице, карая за отступление, и я почувствовала, как дернулся его член, зажатый между нами. Я облизнула свои губы, заново впитывая, упиваясь его вкусом. Рома судорожно втянул воздух, глядя на мой рот, и его тело содрогнулось и стало еще горячее подо мной. Я опустила голову снова и теперь сама набросилась на его губы, так неистово, будто это был последний в моей жизни поцелуй. Ласкала своим языком его язык, облизывала его и втягивала, скользила по его зубам и прикусывала губы... Рома стонал беспрерывно, его тело била крупная дрожь, руки намертво вцепились и мяли мои ягодицы, бедра терлись об меня во все ускоряющемся темпе, а мой живот был весь уже мокрый от сочащегося предсемени. И я кайфовала, в самом полном смысле этого слова, плыла в наших общих ощущения, звуках, порочных движениях, не в силах получить достаточно.

Рома резко схватил меня за волосы и отстранил от себя, заставив оторваться от его губ. Не хочу останавливаться, не хочу-не хочу!

– Стоп, Ромашка, – попытался приказать он, но вышло едва ли убедительно из-за срывающегося голоса. – Или я сейчас кончу, даже не войдя в тебя. А я хочу, чтобы ты сделала это первой. Мне нужно увидеть это снова. Дай опять почувствовать, как ты сжимаешь мой член внутри. Оседлай меня, Ромашка!

И Рома приподнял меня за плечи, вынуждая сесть на нем. Его глаза и руки тут же оказались на моей груди.

– Знаешь, сколько раз я дрочил, представляя тебя скачущей на мне? Закрывал глаза, брал член в руку и сжимал, представляя, как ты опускаешься на него. Давай, Ромашка, сделай меня самым счастливым засранцем на этом свете, – в срывающемся голосе Ромы опять слышалось дикое вожделение на грани ярости.

Даже если бы я просто закрыла глаза и не видела его, так откровенно изнемогающего от желания, даже если бы просто слушала этот голос, говорящий мне все эти похотливые вещи, то и тогда бы я просто сгорела от возбуждения. Никогда никто не говорил мне таких слов. Грубых, непристойных, откровенно говорящих о первобытной жажде мужчины. Слова, что в обычной ситуации смутили и вызвали бы даже возмущение и отторжение, сказанные не тем и не в той ситуации, даже оскорбили бы. Но сейчас они проскальзывали в мой мозг изощреннейшей необходимой лаской, заражая меня вирусом безумной Роминой страсти.

– Не боишься, что реальность будет бледнее твоих фантазий? – спросила я, напрягая пересохшее горло, и отодвинулась, чтобы полюбоваться его раздувшимся до предела, подрагивающим членом прямо у моего входа.

Поняв, куда я смотрю, Рома выгнулся, зашипев: «Твою-у-у же-е-е ж!», и его плоть задергалась, словно собираясь излиться прямо сейчас от одного моего взгляда.

– Л-и-и-з-а-а-а!!! – застонал Рома и заскрипел зубами. – Я, мать его, боюсь только, что тупо сдохну, если ты не сядешь на него прямо сейчас!!

Его глаза прожигали меня синим пламенем, отчаянно умоляя и властно требуя одновременно, а руки опустились по бокам и впились в простыни, заставив их затрещать.

Я обхватила его плоть у основания, приподнимая, и сжала, посылая по телу Ромы судорогу, и, соскользнув чуть ниже по его ногам, наклонилась. Лизнула по всей длине, ощущая языком каждую вздувшуюся вену и позволяя его вкусу обжечь мой рот. Рома дернулся и издал захлебывающийся хрип.