― Привет, ― машет ей Люська.

Вернее, как машет: указательным и средним подёргивает. Потому что остальные пальцы заняты, зажимая связку ключей. Среди которого есть и от моей квартиры.

Роковая ошибка.

В своё оправдание могу лишь сказать, что дал его ей на случай ЧП, вроде потопа или пожара, однако кое-кто решил, что "всё, что принадлежит брату ― по умолчанию принадлежит и мне. В семье же принято делиться".

― Доброго вечерочка, ― ворчливо бурчит Пчёлкина. ― И до свидания.

― Держи её! ― только и успеваю крикнуть, не без труда соскакивая с постели.

Сетрёнка не подводит, преграждая Еве дверной проём, бросая при этом виноватое: "Извини, в моих интересах повиноваться".

Переводит взгляд на меня, запоздало замечает стянутые ремнём руки, оценивает общий полураздетый вид, включающий расстегнутую ширинку и не успевший утихнуть стояк...

И начинает хохотать в голос.

― Да ла...дно? Пр...ям так? Ты его... того? ― глотая слова, кое-как выдавливает Люся, сгибаясь пополам от смеха. ― Я не знаю, кто ты, но ты мне нравишься, дорогуша.

Вот её плющит. Аж вся покраснела.

― Люська, хорош ржать, ― зубами ослабляю удавку на запястьях, кое-как избавляясь от треклятого ремня.

― Простите. Просто это... очень... смешно. Ух, ― смахивая выступившие слёзы, обмахивают себя, пытаясь успокоиться. ― Прям жарко стало. Хотя у вас тут и так было жарковато.

― Вот именно, ― запоздало хватая подушку и прикрывая причинное место, мрачно замечаю. ― А кое-кто пришёл и всё испортил.

― Не верь ему, ― скрещивая руки на груди, оскорблённо задирает подбородок Пчёлкина. ― Меня собирались изнасиловать.

― А, может, ты его? ― хитро уточняет сестра. ― Так-то связана была далеко не ты...

― Я защищалась.

― А он не сопротивлялся? Это такие ролевые игры?

― Именно. Я госпожа, а он мой раб.

― Кто, Стасон раб? Это что-то новенькое. Насколько помню, он прежде вс...

― Барышни, ― пресекаю бабский трёп. ― Договорите, пожалуйста, на кухне, ― сгорать от стыда не сгораю, но стоять, обнимая подушку, мне не приходилось аж со школьных времён. Когда родители одной из бывших застукали нас с поличным.

― Не вопрос, ― охотно соглашается Люська. ― Надеюсь, у тебя есть что пожевать. Я голодная.

Голодная, прожорливая и всё равно худющая. Кости пересчитать можно. При том, что ест как не в себя.

Торможу её за локоть.

― Следи за ней, ― понижаю голос, чтобы уже слинявшая в коридор Ева не услышала. ― Не дай уйти.

― Ууу, как всё серьёзно. А чё, она правда твоя заложница?

― Иди уже!

― Иду-иду, ― выразительно играют бровями, едва сдерживая очередной приступ смеха. ― Хорошо смотришься, кстати, ― многозначительный кивают на подушку. Приходится ускорить её проходящим вскользь пинком. Егоза мелкая.

Остаюсь один, оглядываясь в поисках спортивок, найденных среди постоянно набирающейся на спинке кресла горы вещей. Ношенных, но ещё не настолько грязных, чтоб закидывать в стирку.

Переодеваюсь, попутно выуживая из той же свалки условно чистую футболку и подождав, пока физиология перестанет меня палить, иду на шум.

Люся обнаруживается у открытого холодильника. Жуёт сосиски прямо сырыми, щедро поливая их соусом.

И больше никого.

― Ну и где она?

― Ммм? ― бросают озадаченный взгляд через плечо в сторону барной зоны. ― Тут сидела. А я ещё думала, какая молчаливая попалась собеседница. Я говорю-говорю, а она и не пикнет.

― Я же попросил: следи!

Догадки подтверждаются: в коридоре ни кроссовок, ни шапки. Слиняла.

― Сорянчик. Я думала, ты это так... прикалываешься.

― Ладно, ― не бежать же следом и возвращать. ― С ней я разберусь потом. Ты чего пришла?