Которую я бы с удовольствием повторил снова.

И повторю. Сегодня. Сейчас.

Ничего личного, она сама напросилась.

― А не был ли это заранее спланированный ход? Может ты хотел выведать, не знаю я ли, где укрывается мой блудный папочка?

Ну всё. Начались подозрения.

― Зачем? К тому моменту дело перешло в другие инстанции. Я, конечно, потерял прибыль с его побега, но не критично. Быстро наверстал. Ты мне другое скажи: ты собираешься меня развязывать?

― Разбежался.

― Пчёлкина, последний шанс пойти на мировую.

― Ой, как страшно. Боюсь, боюсь.

― И правильно делаешь, ― обхватив Еву ногами, перекидываю через её голову связанные руки, ловя в капкан. Связанные между собой, но уже больше не сдерживаемые рейкой.

Не просто так, в конце концов, я последние несколько минут отвлекал её внимание болтовней, незаметно расплетая заковыристый узел.

Ремень, несомненно, хорош в эротических играх, вот только у него есть недостаток ― толщина, мешающая затянуть достаточно крепко.

Настаёт очередь Пчёлкиной с ойканьем падать на подушки, а мне оказаться сверху, придавив собой хрупкое тельце так, что ей бесполезно даже пытаться рыпаться.

― А я ведь тебя предупреждал, яхонтовая, ― ловлю её губы, легонько оттягивая нижнюю и пробуя на вкус. ― Хотела повеселиться? Давай повеселимся. Пощады не проси, не буд...

― Ты чего двери не запираешь? Совсем осмелел? ― отрезвляет нас обоих женский голос, а ещё мгновением спустя на пороге озадаченно подвисает... Люська.

Тощая, белобрысая и обкромсанная едва ли не под мальчика девчонка. Осветлённые и сожжённые краской волосы торчат в разные стороны, но систер считает, что это красиво.

Не знаю, дело вкуса. Может кому-то и правда нравятся пацанки. Я же больше по женственности.

От которой меня подлым образом отвлекли.

― Ооо, ― иронично тянет сестрёнка, оценив масштаб творящегося. ― Я, кажись, не вовремя.

― Крайне не вовремя, ― недовольно откликаюсь.

Уже можно грызть бетон от досады?

― Сорри. Табличку бы хоть повесил. Или носок, как раньше.

― Это МОЯ квартира. Я должен в собственной квартире носки развешивать?

― Естественно. Я ж никуда не девалась.

К сожалению. Восемнадцать лет ― ума нет, а ведь пора бы и повзрослеть.

― Чего хотела?

Хотя и так знаю: чего.

― Денег хотела одолжить.

― Одолжить ― в смысле, как обычно взять и не отдать?

― Не будь мелочным. Я бедная студентка, которой папуля зажимает карманные.

Зажимает, как же. Просто транжирить не надо. Люся категорически не умеет копить. Или хотя бы тратить в меру. Та ещё барахольщица: из магазина без надутого пакета не уйдёт.

Отец устал от бесконечных гигантских чеков и поставил ей на карточку лимит. Вот та теперь ко мне и бегает, клянчит. На туфельки, на серёжки, на новенький айфон. На поездку в Швейцарию, чтоб на лыжах покататься.

И ведь нельзя не дать. Родная кровь.

― Не пробовала устроиться на работу?

― Не будь скупердяем. Постесняйся девушки. Что она подумает? Что ты жмот?

Да я так-то вообще боюсь подумать, что подумает Пчёлкина. Уверен, у неё там уже целый списочек вариантов собрался.

― Это сестра, ― переключая внимание обратно на Еву, сразу отсекаю все лишние.

― Безумно за вас рада, ― сердито щурятся подо мной. ― Но давайте вы свои проблемы обсудите, когда ты перестанешь ломать мне рёбра? Мне не очень удобно.

― Тебе не очень удобно? ― подлая клевета. Её ребра в полной безопасности. И, видимо, всё остальное тоже. По крайней мере, пока что. ― У меня плечи намертво затекли, пока я висел.

― Только не плачь, у меня платочков с собой нет. И слезь уже с меня, слоняра, ― выпутываясь, с горем пополам выскальзывают на свободу, тряся головой и взлохмачивая волосы.