Так, кстати, во всем. Я поражался, когда видел французов, выпускающих рыбу в водоем обратно после рыбалки. И какую! Но ведь именно в этом и заключается искусство жить. Получить удовольствие, продемонстрировать свою рыбацкую сноровку и экипировку, а потом – даже если любишь рыбку, преодолеть себя и показать, что не жаден, что можешь взять из улова одну-две (для кошки), а остальное выпускаешь, чтобы соблюсти принцип: «Живи сам и давай жить другим!» Так в любой забаве, в учебе, в работе. Французы действительно не любят трудной, грязной и монотонной работы. Ну а кто ее такую любит? Но зато залюбуешься, когда смотришь, как четко и быстро, словно с кем-то соревнуясь, делает свою работу специалист. Именно специалист, потому что во Франции издавна привит вкус к высококвалифицированной работе, такому труду, где есть возможность проявить себя в полном блеске и, значит, показать тем самым, что ты овладел своей профессией, как «искусством жить».

Даже к своим политическим лидерам, к выборам и вообще политическому процессу французы подходят с той же самой меркой. Рассуждая об этом искусстве, Фонвизин заметил, что во Франции «нет вернее способа прослыть навек дураком, потерять репутацию, погибнуть невозвратно, как если, например, спросить при людях пить между обедом и ужином. Кто не согласится скорее умереть от жажды, нежели, напившись, влачить в презрении остаток своей жизни? Сии мелочи составляют целую науку, занимающую время и умы большей части путешественников. Они тем ревностнее в нее углубляются, что живут между нациею, где Ridicule всего страшнее». Это Фонвизин подмечает удивительно точно, ибо прослыть смешным, не умеющим себя вести, не знающим приличий, в любой среде во Франции – от «высшего света» до рабочего пригорода – одинаково позорно и по сей день, ибо означает расписаться в непонимании искусства жить. Ну а куда, спрашивается, с такой репутацией? Конечно, все это само по себе не приходит. Этому учатся. И главное – этому учат.

В Булонском лесу Парижа, у входа в семейный ресторан «На старой ферме» посетителей встречает за деревянной изгородью вся непременная для деревенского двора живность. Тут и козы, и собака, и кролики, и куры. Но самая большая достопримечательность – гусь по кличке Оскар. Я не сразу понял, почему с одними посетителями он по-своему, по-гусиному, приветлив, а других норовит ущипнуть за щиколотку.

«Секрет» полностью открылся, когда за изгородь зашел старичок и сказал: «Бонжур, Оскар! Как поживаешь? Хорошо? Спасибо, и я тоже хорошо». Доброе слово, оказывается, не только кошке, но и гусю приятно. Оскар дал себя погладить, беспрепятственно пропустил старика к бару и вернулся к загородке учить других посетителей «политесу».

Мы как-то забыли это понятие. А ведь было время, когда на Руси «политес» внедряли, упорно, при Петре I прививали едва ли не силой. Знаменитый словарь «Ларусс» толкует это понятие так: «Манера действовать или разговаривать цивилизованно и благовоспитанно». На русский язык «политес» переводится не только как «вежливость», но еще и как «учтивость». В этом втором значении, пожалуй, и заложен секрет цивилизованного поведения.

В петровские времена термин «проявить учтивость» переводили с французского буквально – «сделать политес». Речевых оборотов с этим словом немало, но вот один особо показателен. О человеке, который плохо воспитан, уходит, не попрощавшись, или даже не является на свидание, говорят (опять же в буквальном переводе) как о каком-то Нероне: «Он сжег политес».