Наследный принц Кинвет Золотокрылый в первый раз в жизни, по-настоящему, влюбился. И его любимая ответила ему взаимностью. Что сделало его самым счастливым драконом во Вселенной. И так как быть счастливым ему очень нравилось – Его Высочество решил сочетаться со своей любимой браком!

Воспоминание об Эджении, как и обычно, вызвало на лице Кинвета дурашливую блаженную улыбку. Хорошенькая девочка, поразившее воображение его восьмилетнего, выросла и вернулась в его жизнь, чтобы на сей раз уже сразить наповал.

Когда на балу глашатай возвестил её имя. Оно показалось Его Высочеству знакомым, однако весьма и весьма смутно. И уже одного этого было достаточно, чтобы тут же перестать думать и о том, где он слышал это имя, и о той, кто это имя носит. Но он почему-то не смог. Случайно услышанное им смутно знакомое имя завладело его вниманием настолько, что он не просто обернулся посмотреть, кто же там появится в дверях, а, в буквальном смысле, рванул навстречу таинственной леди Эджении Тенебрис Шелериспе из клана Чернокрылых.

Несмотря на то, что от хорошенькой маленькой девочки, когда-то поразившей воображение восьмилетнего мальчугана, остались только громадные черные глазища, он сразу узнал её.

На лице леди Эджении Тенебрис Шелериспе были удивление и восторг, каковой он не раз видел на лицах девиц, впервые попавших на королевский бал. Завидев который, к слову, он всегда сразу же спасался бегством.

Но почему-то не в этот раз.

Более того, и всё остальное тоже леди Эджения делала также, как и остальные девицы: смущалась, розовела, растерянно хлопала ресницами, теребила кружево, коим был украшен корсаж её белоснежного бального платья, и вздыхала…

Вздыхала так, что грудь её, весьма, к слову, достойная восхищения, так волновалась, так волновалась, что волнение это передавалось и Кинвету…

И он аж настолько разволновался, что вдруг взял и пригасил владелицу груди, поразившей его воображение, на танец.

Нарушив тем самым собственное же незыблемое правило: никогда не приглашать на танец дебютанток! Не то, чтобы Его Высочество имел что-то против дебютанток в целом или в частности, просто пригласи одну, придётся приглашать и другую. А потом и третью и четвёртую и так далее…

«Вслед за чем и оглянуться не успеешь, – рассуждал Кинвет, – он вместо того, чтобы обхаживать на балах иноземных послов и членов Совета, решая в неформальной обстановке важные государственные вопросы, будет занят лишь танцами».

Тем не менее, едва только он обнял тонкий стан этой дебютантки, как все вышеописанные табу и опасения перестали его волновать. Его волновали лишь обтянутая шёлком точенная спинка, изящные пальчики в его ладони и глаза-омуты, в которых он тонул.

Пленившая его воображение грудь тоже, разумеется, волновала. И ещё как! Аж настолько, что он запретил себе на неё смотреть. От греха подальше. Вслед за чем, по этой же причине, он запретил себе смотреть ещё и на пухленькие губки тоже.

В общем, другого выбора, кроме как тонуть в черных глазах омутах у него не было.

– Мне кажется или на нас и, правда, все смотрят? – спросила прелестница, бросив на него робкий взгляд из-под опущенных густых ресниц. Голос у неё оказался глазам под стать – мелодичным и завораживающим.

Чтобы хоть как-то избавиться от наваждения, он отвёл от неё глаза, обвёл взглядом зал и, прежде чем понял, что говорит, уже честно признавался красавице, что она первая дебютантка, которую он пригласил на танец.

Эджения вполне ожидаемо ему не поверила.

И он, дабы её не смущать, попытался перевести всё в шутку, вот только вопрос о том, верит ли она в любовь с первого взгляда прозвучал неожиданно серьёзно.