Что же, такие взаимоотношения были Эрмине вполне понятны. Всё честно, никакого обмана и при этом никто никому ничего не должен. Она и сама старалась руководствоваться подобными принципами, за редкими исключениями. Сирот и увечных не обижала, денег с них не брала, прочие же платили ей за услуги полной мерой. А коль не готов платить, так не обращайся, рассчитывай на свои силы.

Другая бы на её месте сжалась под строгим взглядом хозяйки, начала перед ней лебезить, унижаться, потому как явилась просить о милости. Эрмина же расправила гордо плечи и смело заглянула старухе в глаза. Морщинистое лицо, исхудавшее тело, в котором едва теплится жизнь, а хозяйство большое, судя по доносящемуся из сарая кудахтанью кур, да поросячьему визгу. А ещё, помнится, возница упоминал о картошке и поспевающей в скором времени ягоде. И дураку понятно, что помощница бабке нужна, как воздух. Эрмине же требуется крыша над головой, хотя бы на первое время. Так что они, можно сказать, одинаково необходимы друг другу, и значит, на равных.

- Привет, ба, - слова приветствия, как и в случае с дядей Толей, вырвались сами собой. – Извини, что так поздно.

- Проходи, коль приехала. - Бабка посторонилась, пропуская Эрмину в дом. – Хорошо хоть Людка предупредить не забыла, что ты приедешь, не то только к утру бы и добралась.

- Спасибо, что послала за мной дядю Толю, - поблагодарила Эрмина, скоренько сложив в уме два и два.

- Да чего уж там, не чужие ведь люди, - подобрела вдруг бабка. – Болела никак? Вид у тебя, краше в гроб кладут.

- Отравилась, - не вдаваясь в подробности, пояснила Эрмина, - мать вчера забрала из лечебницы и сразу к тебе отправила, сказала, что на свежем воздухе быстрее поправлюсь.

- Это она верно решила, - покивала головой бабка. – Вы там у себя в городах лопаете всякую гадость, которую и едой-то не назовёшь, а у меня всё натуральное, вот этими руками выращенное. – Она простёрла перед собой натруженные ладони, но тут же их спрятала под цветастый с оборками фартук, вдруг спохватившись: - Ты небось голодная, а я тебя разговорами потчую. Мой руки, да ступай в кухню, поешь молока с хлебом. Не обессудь, другого ничего не готовила, ночь на дворе. Утром яиц соберу, да кашу на молоке запарю.

Молоко оказалось холодным, видно из погреба, а хлеб белым и ноздреватым. Эрмина впилась зубами в пышную мякоть и с наслаждением ополовинила кружку с молоком, чувствуя, как по телу волнами растекается блаженство. Эта еда действительно была несравненно лучше той, которой она довольствовалась в последние дни, хоть и простой до крайности. Но в её состоянии так даже лучше. Измученному организму легче будет её усваивать.

Сытая и довольная, Эрмина отправилась спать в отведённую ей крохотную комнатушку, отделённую от общей комнаты лишь занавеской. Засыпала колдунья на пуховой перине, совсем такой, какая была у неё в замке. И пахло в этом доме знакомо: деревом, травами и немного перестоявшей брагой. Обычный деревенский дом, каких тысячи в её мире, за исключением разве что необъяснимого чуда под названием электричество, дарующего и свет, и тепло без особых усилий. Достаточно одного нажатия пальцем и темнота отступит, а воздух прогреется до приемлемой температуры. Чудеса, да и только.

***

- Славка, вставай, засоня. Айда на речку купаться, пока твоя Матвевна у моей бабки чаи гоняет.

Эрмина нехотя приоткрыла один глаз и с удивлением воззрилась на конопатую мордашку мальчишки лет шести, что щербато улыбалась в оконном проёме.

- Ступай, мальчик, не мешай тётеньке спать, - ответила она сиплым со сна голосом, а потом, сладко зевнув, перевернулась на другой бок.