Вытеревшись, я заматываюсь в большое полотенце и возвращаюсь в комнату. На моей кровати уже сложены в аккуратную стопку вещи – наверное, Мадина принесла, пока я купалась. О том, что их принёс какой-нибудь подручный верзила Албаева и думать не хочется, ведь я тут в одном полотенце.

Разворачиваю стопку и обнаруживаю простое хлопковое бельё, длинное бежевое платье из тонкого хлопка с рукавами до запястий, похожее на то, в каком была Мадина, сандалии на плоской подошве, платок и упаковку с резинками для волос.

Комплектов несколько – все одинаковые.

Облачаюсь в эту одежду, отмечая про себя, что она удобная и приятная к телу. Просто непривычная. Я как-то больше по футболкам и шортам, юбки и платья почти не ношу. Но платок не надеваю. Просто затягиваю ещё не просохшие волосы в косу и скрепляю её внизу резинкой.

Теперь я похожа на женщину, интересно? Албаев был бы доволен?

Хотя плевать мне на это. И видеть его я не хочу.

Уже довольно поздно, за окном давно стемнело, и на меня в этой тишине накатывает жуткая тоска. Буквально размазывает. Тянет под ложечкой противно и заунывно, топит безнадёгой какой-то.

Я снова подхожу к окну, убеждаюсь, что пёс никуда не делся, а потом умащиваюсь на подоконнике, обхватив свои колени руками, и кладу голову на них же.

“Дианка, я честно не знаю никого сильнее тебя” – однажды сказал мне отец, когда я, дрожа и слизывая с посиневших губ солёную морскую воду, пыталась отогреться в его объятиях. Мне тогда было восемь, и я едва не погибла. Мы были у бабушки в Геленджике, я пошла гулять с её щенком Бусей, случайно выпустила поводок, и щенок рванул на волю, а потом сорвался с небольшого выступа и упал в море. Мне было очень-очень страшно, но я спрыгнула за ним.

Сейчас бы я так ни за что не сделала, но тогда даже не раздумывала. Щенка мне удалось выхватить из воды, но доплыть до берега – нет. Море хоть и было довольно спокойное, но всё же лёгкая волна стала уносить меня дальше и дальше. Я гребла, гребла и гребла, но берег был словно недосягаем. Силы заканчивались, было очень страшно. Взрослому будет страшно, а мне ведь было всего восемь.

Сама не знаю как я продержалась, я себе бесконечно повторяла: “Греби, Диана, греби!” И, к счастью, меня заметили с катамарана отдыхающие и подобрали. Повезло. Но самое удивительное, что Буся тоже выжил. Я хоть уже едва не тонула, но щенка держала очень крепко.

Думала, родители будут меня сильно ругать и накажут, но вместо этого отец просто обнял меня, и мы долго сидели вот так молча. А маме, которая тогда осталась в Краснодаре, потому что у неё было важное совещание, ничего не сказали.

– Что делать, пап? – поднимаю глаза и смотрю на тёмное небо, на котором виднеются всего несколько бледных точек звёзд.

Небо мне, конечно, не отвечает. Оно тихое и безмолвное, но в голове очень ярко всплывает фраза – греби, Диана, греби.

И я буду грести. Что бы ни случилось, я не сдамся, не позволю себе впасть в уныние и выберусь из этой ситуации.

– Подъём, принцесса!

Солнечный свет хлестнул по глазам даже через веки, после резкого шелеста жалюзи, и я, зажмурившись, прячусь под одеяло.

Какого хрена, блин?

– Вылезай из постели, дармоедка! – одеяло с меня нещадно сдёргивают. – Думаешь за просто так тебя тут кормить кто-то будет? А фигушки тебе! Работать будешь!

Кое-как продрав глаза, сажусь на постели. Я и так обычно просыпаюсь не в духе – особенность характера такая, а от такого жёсткого пробуждения вообще убивать хочется. И начать вот с этой злющей змеюки Мадины.

– Да я и не против, чтобы меня тут не кормили, а домой отпустили, – огрызаюсь и сползаю с кровати.