И я не хочу говорить ей за это «спасибо». Меня устраивал гребаная сладкая ложь, усыпанная сахаром, чем горькая до невозможности правда.

Одной бумажкой перечеркнуто пять лет совместной жизни.

Интересно, Ангелина поехала к матери?

Вспоминаю ту квартиру, в которой она живёт и тут же передёргивает. Хочется вскочить, поехать за ними, забрать Павлика из той убогой халупы. Но… Это не мой сын. Не мои заботы.

Тогда почему думая об этом, становится так паршиво и волнительно за них?

Да, вчера я перегнул палку. Стоило дождаться утра. Но ничего не мог с собой поделать. Ярость разодрала грудную клетку, лишила разума.

Сегодня надо остыть. Поговорить с матерью.

Нет, последнего делать точно не буду.

Открываю телефон, делаю глоток горького кофе и чуть не выплёвываю его. У Гели получалось лучше…

Млять, как мне теперь жить без неё? Дело не в готовке, а в том, что она больше не поцелует меня, провожая на работу. Не вытащит из дома куда-нибудь погулять в выходной. Не обнимет меня перед сном, сопя горячим дыханием мне в грудь.

Сжимаю от злости кулаки.

Готов ли я простить измену и пять лет обмана?

Нет, ни черта. Но с кем она могла мне изменить – пока и представить не могу. Да, у неё был дружок. В какой-то момент они перестали общаться. Я никогда не был против их дружбы, не ревновал её, зная, что она любит только меня. А у него были тараканы.

Может, он узнал о её беременности и сбежал, как трус? А она повесила ребёнка на меня?

Одна мысль об этом – и опять хочется ломать всё вокруг.

В последнем нужно убедиться.

Захожу в телефоне на почту. Опять смотрю на название клиники – пробиваю её по названию. Такая есть, и даже знаю, кому она принадлежит.

Два созвона – выхожу на главного. Обрисовываю всю картину.

– У нас нет продажных врачей, – оскорбляется Рязанов. – Подделать тест в нашей клинике – невозможно. Всё чисто. Я работаю по законам.

– Проверь, – настаиваю на своём. – Пожалуйста. У меня жизнь могла разрушиться из-за этой ошибки.

– Ладно, – недовольно чеканит. – Друг моего друга – мой товарищ. Узнаю всё, перезвоню.

Отключаюсь, вновь возвращая взгляд на заставку телефона. Радостный Павлуша улыбается во все своим немногочисленные зубы и жмурится от радости, пока я держу его на руках. Геля сфоткала.

Млять, я могу хоть секунду не думать о них?

Бью телефоном о стол.

Да дебил!

Проверяю, не разбил ли. Мне ещё звонок ждать. Фух, нет, всё в порядке.

Телефон в руке, как назло, опять вибрирует. Снова мать.

Стискиваю до боли зубы и отклоняю звонок. Не хочу с ней разговаривать. Суёт свой нос туда, куда не надо.

Ожидая вердикта - занимаюсь своими делами. Пытаюсь убраться в кабинете. Всё падает из рук, и я забиваю на эту затею.

Телефон через час опять вибрирует. Пришли какие-то видео от Рязанова. Заглядываю, смотрю по камерам, как мать отдаёт материал врачу. Всё со звуком, о деньгах и речи нет. Лишь подозрения матери, что жена сына ходила налево. Уж больно ребёнок на него не похож.

Конечно! Он – копия матери!

Следующее видео из кабинета врача. Ни денег, ни конвертов, ничего. Как обычно суёт материал в какой-то шкаф и дальше оно отправляется в лабораторию, судя по следующему видео с камер. Обычная проверка. Без подкупов, без всего.

Всё заканчивается.

И только сообщение от Рязанова опять вгоняет меня в хандру:

«Я же говорил, у меня врачи честные. Беседу провёл со всеми, проверка была произведена стандартная».

Ничего не отвечаю, встаю с пола разгромленного кабинета, и выхожу из него, сильно хлопая дверью.

Прохожу мимо детской комнаты и что-то заставляет меня остановиться. Рука так и тянется открыть её. Проверить. Там ли Павлик. Но я знаю, что там его нет. Только разбросанные игрушки и запах его детского шампуня.