– Нельзя было сокращать траты, Илларион Валерьевич, – это подаёт голос мама. – Вы не представляете, каково наше окружение. Надень на приёмы дважды одно и то же платье – всё, поползут слухи о разорении, нищете. А это сразу ударит по репутации. Мебельный бизнес суров. Никто не станет покупать элитные гарнитуры у того, у кого проблемы. Скажут, значит, он экономит на материалах и так далее… Всё взаимосвязано.
– Вот так и объясните Хмуровскому! – отрезает Илларион. – Хотя нет… Он же не столь сентиментален и терпелив. А у вас – маленькая дочь!
Маленькая, фыркаю! Я уже почти взрослая! Из-за возмущения и сопения пропускаю часть фраз, когда снова ловлю разговор, то приятный низкий голос коллектора обещает:
– Ради неё я попробую выторговать вам время. Ваша Феня напомнила мне мою младшую сестрёнку. Анечка умерла в прошлом году. Только ради неё.
Мама и папа рассыпаются в благодарностях.
Я успеваю отскочить и спрятаться в нише за огромной вазой с цветами – всегда свежими, экзотическими – как дверь распахивается, из неё сначала выскакивает Илларион и стремительно несётся прочь. Потом мама и папа – оправляют одежду друг на друге, отец вытирает ей слёзы, мама улыбается и целует его в лоб.
– Время торта? – говорит папа.
– Время торта! – отвечает мама.
И, взявшись за руки, они идут в сторону столовой. А я бегу в зал, где вот-вот закончится представление.
Успеваю вовремя.
Лерка фыркает:
– Ну, ты и долгая! Точно ничего не съела?
– Спасибо, – благодарю эту ехидну, – всё нормально. И не дождёшься.
Артисты кланяются как раз в тот момент, когда появляются мама и папа, чтобы пригласить всех на торт.
Я бегу впереди, спешу задуть свечи. И, зажурившись, загадываю самое заветное на сегодня желание: чтобы у Иллариона получилось там с кем-то переговорить и у нас всё осталось как прежде…
И засыпаю в ту ночь, уверенная, что загаданное обязательно сбудется. Ведь это мне пообещала мамочка, целуя перед сном. А мамочка меня ещё никогда не обманывала.
___________________
[1] Ко́да (итал. coda — «хвост, конец, шлейф») в музыке — дополнительный раздел, возможный в конце музыкального произведения и не принимающийся в расчёт при определении его строения; пассаж заключительной части произведения.
4. – 2 –
– Мама, мамочка! Куда эти люди тащат мой рояль?! – захлёбываюсь слезами, глядя на то, как мужчины в робе, затаптывая паркет грязными ботинками, пыхтят над моим инструментом.
Мама лишь глотает слёзы, прикрывается чёрной косынкой, прижимает к себе и все время бормочет:
– Всё будет хорошо! Всё будет хорошо!
Меня взрывает. Выдираюсь из её объятий и кричу:
– Зачем ты врёшь? Ничего не будет хорошо! Ты же видишь, что твориться? Видишь, они забирают все наши вещи… А потом заберут наш дом…
Меня ломает, я падаю на пол и рыдаю навзрыд, ненавидя взрослых за ложь и это их «всё будет хорошо» на руинах мира. Кого пытаются убедить?
С моего дня рождения прошло три недели, мне пришлось повзрослеть и разучиться верить в чудеса…
Илларион появлялся в нашем доме ещё три раза. И каждый раз, там, в папином кабинете, они разговаривали на повышенных тонах. Коллектор выскакивал всегда злющий… Но стоило увидеть меня – расплывался в улыбке и по-доброму приветствовал.
А я…
Как я могла относиться к нему? Из-за него переживал мой отец, плакала мама… Но он – мне казалось, что он и сам не рад тому, в чём участвует. В красивых сине-фиалковых глазах я часто ловила грусть. А порой он горестно бормотал:
– Чёрт, как же ты похожа на неё… Анька бы мне не простила…
И не могла злиться. Не могла считать его плохим. Хотя из-за него мне пришлось спрашивать у Гугла, что такое «банкротство» и как это «пустить с молотка»?