— Ого, Мась, ты настоящая бизнес-вумен. Устала наверно?

— С кушеткой на автобусе как-то не очень, конечно. Надеюсь машина в порядке и завтра нам не придётся переть на себе целых две?

— Ох, я тоже очень на это надеюсь, — отзываюсь, раздумывая, где мне теперь вообще искать мою «ласточку». — Ладно, разберёмся. Ты пока с Дашкой на завтра договорись. А-то я пока буду машину искать, могу забыть.

— В смысле искать?

— Через три минуты уже дома буду, вот и расскажу, — наконец сбрасываю звонок и передаю телефон Славе, как раз, когда он выруливает во двор моего дома. — Спасибо большое, Слав.

— Обращайся, — подмигивает мне в зеркало, паркуясь у моего подъезда.

Я вылезаю из высокого внедорожника с благодарной улыбкой, и мчусь скорее к дверям подъезда. Уже совсем темно на улице, кажется я впервые так долго отсутствую дома. Как они там без меня?

Взлетаю по лестнице и нетерпеливо вставляю ключ в замок. Едва приоткрывается входная дверь, как до моего слуха доносится жалобный плачь младенца и улюлюканье двух милых тётушек.

Первым делом бросаюсь закрыть все окна, и с тревогой выглядываю на улицу. Уехал? Темно. Ни черта не видать. Он же ничего не слышал? Хотя квартир у нас много, мало ли, откуда мог ребёнок кричать, с чего бы Славику подумать на меня? Спокойно, Лесь, не параной!

— И кто это у нас тут плачет? — заискивающе начинаю я, подкрадываясь к Маше, у которой на руках разрывается младенец.

Едва заслышав мой голос затихает, прислушивается, только ворчит тихонько и пухлыми губками плямкает.

— Потерял? — бормочу я успокаивающе, принимая малыша из рук подруги, усаживаюсь с ним в пошарпанное кресло у окна и вкладываю в ищущий рот сосок. — Ты маму потерял? Ох уж эта мама, где-то ходит, пока малыш тут голодный совсем.

Стараясь не потревожить маленького Даню, вытаскиваю из лифчика прокладки для груди, которые уже едва сдерживали течь, и с ужасом представляю, что бы было, если бы я забылась настолько, что позволила бы Ярославу Сергеевичу добраться до моей груди…

Перевожу взгляд на свою молодую няню, которая регулярно сидит с моим сыном, в обмен на то, что я готовлю ее к меду:

— Хорошо кушал? — шепчу я.

— Ещё как, — усмехается. — Все, что ты нацедила съел, и последние полчаса ругает нас с Машей, куда мы его маму дели. Да, богатырь?

— Смесь предлагали?

— Как обычно, Лесь, — пожимает плечами Маша. — Наш гурман такого не ест. Только зря банку эту покупала.

Малыш быстро насытившись, отваливается от груди, и я осторожно поправляю одежду.

— Во, пожалуйста! Ему только натур продукт видите ли подавай и все тут, маленький властный пластилин, — притворно злится Дашка, опускаясь перед нами на корточки. — И в кого это мы такие переборчивые? Мама вроде не привереда.

Маленький будто понимает ее — улыбается во сне.

— Наверно в папку, — констатирует наша няня и поднявшись на ноги, идёт к двери. — Ну все, Лесь, пока. А то меня уже мама потеряла.

— Я провожу, — спохватывается Маша, следуя за ней. — Кстати, Даш, насчёт завтра: сможешь с малым посидеть пару часов?

— Без проблем…

Их голоса затихают за закрывшейся дверью спальни, и я больше не в силах сдерживать эмоции, обрушившиеся на меня сегодня:

— Данечка, представляешь… — глотаю слезы, — я сегодня его видела. Он все такой же… большой… красивый… и… бессердечный.

Мой взгляд скользит по старенькой скрипучей кровати, на которой мне довелось пережить унижение, организованное мужчиной, которого я любила сколько себя помню. И его смерть.

Как я тогда жалела, что пережила это…

Но потом оказалось, что кроме обиды и стыда за все, что было после нашего единственного раза, он оставил мне ещё и бесценный подарок: