– Мисс, Воронина, кафе должно открыться как можно скорее, поэтому у нас мало времени. Эварт, приступай.

Я было дернулась, но в тот же миг оказалась схвачена Эвартом. Плененная кольцом его неимоверно сильных рук, словно выплавленных из стали, я заерзала ужом, зверея от происходящего ужаса.

– Отпусти! Отпусти меня!

– Заткнись! – рявкнул мужчина, стискивая меня сильнее и не обращая внимания на удары, что раздавали мои брыкающиеся ноги. – Продолжай в том же духе, и узнаешь, как возбудили меня твои старания.

– Извращенец!

Я захлебнулась истерикой, уже не имея возможности сказать что-нибудь вразумительное. Мое сердце бешено колотилось, тело дрожало, а по щекам потекли слезы. Не знаю, как, но я все же ухитрилась укусить Эварта за плечо, но он лишь дернулся, выругался на непонятном наречии и швырнул меня на живот поперек барной стойки, поймав мои запястья в петли, которые непонятно откуда там взялись. Может, я была не слишком внимательной и такую мелочь просто не замечала. Хотя, как оказалось, это была не мелочь, а жёсткие, скрученные веревки, больно перетянувшие запястья. Эварт зашел за стойку и наклонился, глядя мне прямо в лицо:

– Ну вот, час расплаты не заставил себя долго ждать. Надеюсь, из сегодняшнего наказания ты извлечешь урок и поумеришь спесь.

– Иди к дьяволу! Ты не заслуживаешь ничего, кроме презрения!

Ослепнув от животного ужаса и нескончаемого потока слез, я приподняла голову, глянула в отражение барного стеллажа и не поверила своим глазам. В руках мистера Локхарта появилась кожаная двухвостая плеть. Не спеша он снял плащ, аккуратно набросил его на спинку стула рядом со старухой, пускающей от восторга слюни, оголил кисти рук, по которым так же, как у Эварта, змеилась черная тушь, но, в отличие от последнего, она была разбавлена красной, такой насыщенной, что напоминала кровь. Он поймал мой испуганный взгляд через зеркальную поверхность и лишь поудобнее перехватил орудие пыток:

– Любой проступок, мисс Воронина, приводит к расплате. А за магию платят вдвойне.

Я хотела огрызнуться на его тупую философию, но тут же поникла, вспомнив о сестре.

– Мистер Локхарт… Ингварт, прошу, не надо! Вы же не собираетесь меня избивать?! Это низко, бесчеловечно, преступно!– давясь словами, запричитала я, чувствуя в запястьях боль от натяжения веревок и понимая, что это не какой-то там страшный сон, а моя новая ужасающая реальность, в которую меня впутал Табриис.

– Мисс Воронина, все ваши доводы в пользу отмены наказания вы огласили ранее, а теперь, прошу, помолчите.

Я вздрогнула и притихла. Ингварт с нечеловеческой силой разорвал на моей спине футболку, оцарапал нежную кожу, расстегивая лифчик, а затем провел ладонью по всей спине, словно художник, разглаживающий холст, на котором собрался писать очередное творение. Только вместо кисти была плеть, а вместо краски…

Не придумав ничего лучше, я разразилась проклятиями, размазывая слезы по гладкой и холодной поверхности стойки:

– Я вас ненавижу! Ненавижу!

Эварт резко и болезненно схватил меня за подбородок, заставляя умолкнуть.

– Ты не представляешь, какое удовольствие я испытываю, глядя на твое отчаяние и страх! – Он повернул мою голову в сторону и лизнул щеку. – Непередаваемый вкус!

– Эварт, прошу, отпусти! – всхлипнула я.

– В другой жизни, Варвара, – прошептал он. В тот же миг я услышала свист рассекающей воздух плети и сжалась, приготовившись к обжигающей боли…

Но плеть опустилась на спину, не причинив мне страданий.

– Ори, дура! – с неимоверным напряжением рявкнул Эварт у самого моего уха, не прерывая зрительного контакта со старухой, которая от восторга подалась вперед и подавилась слюнями. – Иначе тебя придется пороть по-настоящему!