– Мистера Гломса?
– Да, его самого. Он любитель красть чужое время.
– То есть? – не поняла я.
– Он забирает у людей непрожитые годы, а потом обменивает их на золото. Жадные проныры! Представляешь, однажды он пытался украсть часы мистера Локхарта! – Она указала на стену, где подрагивала секундная стрелка. – Но был неприятно удивлен, когда понял, что…
– Что именно? – Я вытянула шею в надежде получить ответ. Но Северия тут же закрылась, пряча взгляд у себя под ногами:
– Простите, мистер Локхарт.
Я тоже инстинктивно втянула голову в плечи.
– Закрывай кафе, на сегодня достаточно.
– Сию минуту, мистер Локхарт. – Девушка пристыженно выползла из-за барной стойки, оставив нас наедине.
Я неловко переступила с ноги на ногу. И почему при его появлении я ощущаю себя ребенком? Может, дело в его суровых чертах или в подавляющем взгляде, заглядывающем намного глубже, чем мне хотелось бы. Или в осознании невероятного могущества, к которому я успела прикоснуться и которое ощущается на уровне инстинктов, оборачивается плотным кольцом вокруг всех и каждого, как только он оказывается рядом.
А возможно, дело в банальной привлекательности мужчины, холодного и сурового, похожего на неприступный утес, о который разбиваются волны. Хотя привлекательный – слишком слабо сказано. Он красив, мужествен и сексуален. Было что-то притягательное в его стальных глазах, чувственных губах, в манере держаться.
Из пугающих своим откровением дум меня вывел глубокий, но, как обычно, равнодушный голос безупречного во всех отношениях мужчины, который пытался усложнить или уничтожить мою жизнь.
– Как прошёл день, мисс Воронина?
– День? – Я глянула в окно, где начинало смеркаться, а улицу осветили первые газовые фонари, придавая миру таинственности. В этих полутенях деревья тихо перешёптывались от ненавязчивого ветерка, а солнце, клонившееся к закату, окрасило горизонт розовым, намекая на завтрашнюю жару.
– Не удивляйтесь. Время не властно в этом месте, оно не ограничено людскими условностями. Оно может стоять на месте или торопиться убежать, несмотря на наши предпочтения и вкусы. Оно вне этого места, вне Эфемерии, поэтому отслеживать его бесполезно.
И тут я вспомнила свой первый и, как оказалось, роковой визит в безумное кафе, когда потерянный час показался мигом.
– Не переживайте, вы к этому привыкнете.
– Вы шутите? Я не собираюсь к этому привыкать!
Мужская бровь сардонически изогнулась, и мне пришлось пояснить:
– Вы же не собираетесь держать меня вечно? Скажите, зачем я вам? Только правду.
– Правду? А вы уверены, что хотите ее знать? – Мистер Локхарт понизил голос до зловещего шёпота. Хотя зловещим он мог только показаться, так как в его глазах промелькнула тень.
Я непроизвольно отшатнулась, подмечая, что мужчину это забавляет. Он упивался моим замешательством, смущением и, чего скрывать, страхом. Словно обороняясь, я скрестила руки на груди и стала распылять искорки недремлющего гнева.
– Северия передала мне ваши условия: послушание и рот на замке в обмен на помощь в поисках моей сестры. Это правда? – пытливо спросила я.
Легкая, практически неуловимая усмешка тронула уголки его губ, наверняка давно позабывших о подобной вольности. Он стал более внимательно ко мне присматриваться, а возможно, и принюхиваться.
– Вы всегда такая воинственная, мисс Воронина?
– Да, когда приходиться защищать свои интересы. Вы не ответили на вопрос.
Мистер Локхарт стал медленно меня обходить, заставляя следовать его примеру, дабы не подставлять врагу спину.
– Да, действительно, я обдумал вашу просьбу и решил пойти против своих же убеждений, чтобы помочь вам и дать надежду на положительный результат...