Дурацкие, беспокойные сны сменяют друг друга. Просыпаюсь, когда за окном уже сгущаются сумерки. Голова чугунная, от неудобного положения затекла спина. Сколько провалялся мешком непонятно. И пока глаза привыкают к темноте, я вслушиваюсь в голоса, которые звучат за стеной.

Мать с кем-то разговаривает. Это настораживает. Сколько раз просил никого в дом не впускать.

– До свидания, Галина Юрьевна, – звучит незнакомый женский голос совсем рядом.

– Может, дождались бы уже, – отвечает мать.

– Не могу.

Это ещё кто интересно…

– Мам, – зову громко. – Ты с кем там?

Открывается дверь, щёлкает выключатель, ослепляя вспышками ламп. Прикрываю глаза рукой и пытаюсь принять сидячее положение. 

– Ой, ты проснулся родной?

Мать тут же спешит ко мне. 

– Максим, к тебе девочка пришла из института, староста группы.

Мозг после сна соображает туго.

Староста группы. Только Ивановой мне для полной радости не хватало. Что она вообще тут забыла?    

– Я же сказал тебе, что не хочу никого видеть, – говорю недовольно, разминая затёкшую шею.

– Максим, ну нельзя так, – понижает голос, чтобы нас не услышали. – Неудобно перед девочкой.

Неудобно перед девочкой. 

Неудобно было мне, когда Иванова писала любовные письма и приходила на соревнования, чтобы поддержать. Кричалки всякие сочиняла. Вопила их на весь бассейн, размахивая собственноручно изготовленным плакатом, изобилующим сердечками. 

С меня тогда весь курс угорал, а я никак не мог избавиться от внимания навязчивой поклонницы. На неё ничего не действовало. Ни просьбы, ни намёки. Грубо отшить не позволяло воспитание, над Ивановой итак издевались все, кому не лень. Но моё хорошее к ней отношение она истолковывала неверно, и ситуация лишь усугублялась.

В последний раз я видел Лизу лет пять назад. Она тогда заявилась ко мне домой. Рыдая навзрыд, горестно сообщила, что нас разлучает судьба, поскольку её семья переезжает на север. Какое я испытал облегчение – не передать словами.

И вот на тебе… пришла. Как вообще реагировать на её появление?

Дверь приоткрывается шире, и в комнату заходит… нет, не Иванова точно. Навязчивую рыжеволосую зубрилу мне ни с кем не перепутать. 

На пороге моей комнаты девушка. Брючный костюм насыщенного красного цвета. Тёмные волосы собраны в замысловатую причёску. На левой руке поблёскивают часы.

Стоит полубоком ко мне, рассматривает фотографии, которые висят на стенах.

– А вот и наша гостья…

Поворачивается.

– Однокурсники помнят о тебе, хотят поддержать, – продолжает тараторить под боком мать.

Сначала я вообще не понимаю, кто это. Лицо кажется мне знакомым, но я никак не могу вспомнить, где видел эту девушку. Правильные тонкие черты лица. Идеальный макияж, прямой взгляд. И вот в нём… есть то, из-за чего я впадаю в ступор. Чем дольше смотрю ей в глаза, тем отчётливее вижу страх, который в них плещется. Его не скрыть и не спрятать, как бы она не храбрилась. Он настолько явный и осязаемый, что сомнений не остаётся…

Ещё один внимательный взгляд. Контрольный. Теперь уже подмечаю все детали: от многочисленных украшений, красующихся на пальцах, до горделивой царской осанки. И да, осознание того, что ко мне в дом пришёл человек, которого я меньше всего хотел бы сейчас видеть, шарахнуло словно кирпичом по голове.

Кажется Женька показывала мне её фото. Только на моей памяти она была блондинкой. 

– Ребята гостинцы тебе передали. Ты хоть спасибо скажи, приятно ведь как! – доносится до меня голос матери.

Мы с незнакомкой всё ещё смотрим друг на друга. Она – затравленно. Я – с плохо скрываемым изумлением.