– Ты меня знаешь?

– Конечно! Вы – Виктор Александрович Маслов, да? Я же на все матчи «Торпедо» хожу. Всех игроков знаю. И тренеров тоже.

– Ну, а сам ты кто таков?

– Эдик Стрельцов.

– Работаешь?

– Да. Слесарем 4-го разряда на «Фрезере».

– Футболом давно занимаешься?

– Сколько себя помню, – гордо вскинул голову Эдик.

– И сколько же ты себя помнишь?

– Почти пятнадцать лет.

– Молодец! – улыбнулся Маслов. – Ладненько, пойдем поговорим. Где начинал?

– Во дворе, конечно. На опилках играли.

– Почему на опилках?

– Да у нас, в Перове, во дворе зимой каток обычно заливали. А весной его опилками засыпали, чтобы люди на льду не грохались. И долго потом эти опилки еще валялись… Вот мы и бегали по этим стружкам.

– А живешь ты где?

– Да тут, неподалеку, на Первомайской. С мамой.

Подбирая «ключики», Виктор Александрович деликатно расспрашивал о доме, о семье. Не зря в команде его называли «Дедом» – за умение создать в разношерстном коллективе теплую, чисто семейную атмосферу. Эдик это почувствовал и откровенно рассказывал, что отца он практически не знал, мама вспоминала, что работал тот столяром на «Фрезере», что руки у него были золотые, всю мебель в доме сам сделал. Потом ушел на фронт. В 1943-м приехал на побывку – и все, больше семья его не видела. Поговаривали, что якобы он перебрался в Киев, нашел себе зазнобу.

– А мама работает?

– Да. Раньше была воспитательницей в детском саду. Но платили там гроши. Сейчас пошла на «Фрезер»…

– А в заводской команде давно играешь?

– Второй год, – прикинув, ответил Эдик.

– И как, мужики тебя не обижают? За пивом не гоняют?

– Да что вы, Виктор Александрович! Совсем даже наоборот, подкармливают. После каждой игры трешку всегда суют – на мороженое. Но из пельменной, где они обычно собираются, гонят: «Гуляй, Эдик, не хрен тебе разговоры взрослых дядек слушать…». Ну, а сами водку трескают…

– В общем, как говорится, пивка – для рывка, водочки – для обводочки, – непроизвольно вырвались у Маслова слова старой присказки. – Впрочем, тебе эти «золотые» истины знать пока не обязательно. Но сознайся честно, водку уже пробовал? Так?

– Разок попробовал.

– И как тебе?

– Не понравилась. Лучше жабу в рот!

– Ну а бутсы у тебя откуда? – ушел от алкогольной темы Маслов.

– Так это дядя Зайцев подарил, директор нашего заводского стадиона. У нас тренера тогда не было, вот он за нами и присматривал. Я ему, видно, приглянулся, вот он мне их и отжалел.

– Ишь ты, словечко какое выискал – «отжалел»… А финтам, обводке кто учил?

– Да никто, сам присматривался…

Чем был футбол в ту пору, в послевоенные годы и в начале 50-х? Да всем на свете! Анатолий Макаров, добросовестный бытописатель Москвы тех лет, тонко подмечавший умонастроения земляков, с мальчишеским восторгом чувствовал в душе, а повзрослев, точно сформулировал коленопреклоненное признание в любви к футболу от имени своих современников:

«Вся полнота жизни, все богатство ее очарований, и нынешних и грядущих, вся ее праздность, торжествующая к тому же в результате мужественных устремлений, верности и братства, являлись нам в облике футбольного состязания. Выражаясь научно, нашими умами и душами овладела футбольная мифология… В той футбольной мифологии послевоенных лет была своя недосказанность, своя недоступность, своя тайна, которая всегда способствует рождению легенд…

Наши кумиры… казались небожителями, олимпийцами, богами, их манера играть – точнее, что-нибудь особенно характерное в этой манере: удар, рывок, обработка мяча, – поражала воображение, однако и в частной жизни за ними по пятам следовала слава, недостоверная, окутанная облаком греховности и блеска, красноречивых умолчаний и загадочных намеков, и оттого невыразимо притягательная…