— А сейчас извините, но мне нужно идти. У меня работа. Подумайте о том, — сжимаю её шершавую руку чуть крепче, чтобы мама Егора меня послушала, — что я сказала. И выздоравливайте!

Последний раз посмотрев в глаза женщине и мягко ей улыбнувшись, я встаю и не оглядываясь направляюсь к двери палаты. Когда моя рука уже ложится на ручку двери, происходит одновременно несколько событий: в спину слышу короткое “спасибо”, и вместе с тем ручка двери опускается вниз, и дверь распахивается, являя моему взору мужчину, которого бы я не хотела сейчас видеть.

Егор.

Я поднимаю взгляд – и тут же тону в синих омутах его глаз. Он смотрит на меня пристально и молча, а я не могу ни вздохнуть, ни пошевелиться. Сердце гулко бьётся в груди, и я боюсь, что сейчас этот стук слышно везде: в палате, во всей клинике, во всём городе…

Егор смотрит пронзительно, изучает моё лицо, потом касается взглядом каждого участка моего тела... И вновь возвращается к моему лицу. А у меня от каждого такого прикосновения кожа начинает покалывать и гореть. Как раньше, стоило ему только посмотреть на меня…

Дышать становится всё тяжелее. Прикусываю нижнюю губу. И взгляд бывшего мужчины опускается на губы. И меня простреливает как будто молнией. Я отшатываюсь назад. Ладонь соскальзывает с дверной ручки, и это будто возвращает меня в чувство. Я спешно, не сказав ни слова, выскакиваю из палаты как ошпаренная.

Но делаю это недостаточно аккуратно – краем руки всё равно задеваю Егора. Кожа в месте прикосновения полыхает. Горит. И сердце уходит в пятки, сжимается и в следующую секунду барабанит с сумасшедшей скоростью. Так сильно, что я начинаю задыхаться.

Бегу, не разбирая дороги. Только бы подальше от него. От себя. Забыть. Стереть из памяти и больше не вспоминать. Не видеть.

Останавливаюсь только тогда, когда открываю дверь своего кабинета и захожу в него, опускаюсь на стул. И часто, глубоко дышу, прикрыв глаза. Голова опущена вниз, локти упираются в колени. Пальцами рук зарываюсь в волосы, слегка сжимаю их.

Чёрт!

Как же так? Почему?

Но ответов на свои вопросы я не нахожу.

Весь оставшийся день кручусь как белка в колесе, пытаясь отгородится от мыслей и от воспоминаний, которые так и норовят проникнуть в голову. Но я каждый раз одёргиваю себя, стараясь не поддаваться своим эмоциям и чувствам. Иногда они с людьми играют злую шутку.

Работы сегодня много, поэтому пообедать даже не успеваю. Но мне, в принципе, не впервой. Да и, бросив взгляд на часы, понимаю, что до окончания рабочего дня осталось не так много времени. А значит, смысла нет уже идти на обед. Заберу Полю из сада, и уже вместе пообедаем. Блинчиков испеку – дочка вчера просила. Вот я и наобещала ей сегодня.

При мыслях о моей маленькой крохе внутри чувствую разливающееся тепло. И стало так светло и ярко, будто на солнышке грелась. Я очень сильно люблю свою Бусинку и готова ради неё на всё. Лишь бы ей было хорошо, лишь бы Полина была счастлива.

На днях малышка сказала, что хочет пойти в кружок рисования. И я пообещала её туда отвести. Я готова сделать для неё всё, лишь бы она всегда так же улыбалась и светилась счастьем.

Впервые за этот суматошный день я ощутила успокоение. Уже думая о том, как поведу дочку в кружок рисования, я направлялась по коридору в кабинет Глеба Семёновича – нужно было отдать ему кое-какие документы. Как вдруг сразу за поворотом я, погружённая в свои мысли, врезалась в человека.

Мгновение – и сильные пальцы рук сомкнулись на моих предплечьях. Сжались. Кожу в этих местах обожгло. Вздрогнула, ощущая знакомое прикосновение. Не поднимая взгляда вверх, сделала глубокий вдох, да так и застыла. В нос ударил знакомый запах.